Феноменология зла и метафизика свободы

Парадокс в том, что общество оказывается лучше подготовленным к тоталитаристскому и самозванческому манипулированию, чем даже в 1918 году или в конце 1920-х. Более того, с 1988 года стала все более явно вырисовываться тенденция, альтернативная курсу апреля 1985 и августа 1991 годов. В ней одновременно отвергаются и совдеповские социалистические реалии, и идеи демократического и экономического обновления. Тенденция эта набирает силу самим ходом развития событий.

Реализуется давно предсказанный синтез красной и черной идей, нарастает фашизация общества. Реализация стремления возродить тоталитарный режим в очищенном виде вполне соответствовала бы общей российской тенденции очищения до эйдетической чистоты безответственной нетерпимости имперского сознания. Не просто возрождение мифократии, а утверждение идеи мифократии. Такой курс имеет очевидную социальную базу, опирается на интересы немалых слоев общества. Развращенных выводиловкой и уравниловкой «трудящихся» интересует гарантия заработной платы, желательно – немалой, еще лучше – индексированной по ценам. Эти интересы смыкаются с интересами чиновничества в «сильной власти», что, в свою очередь, стыкуется с интересами хозяйственников, бизнесменов, заинтересованных в свободе рук на рынке при сильной политической власти. Параллелограмм сил очевиден.

Многообразные «крепкие хозяйственники» – ориентируются на свободу без ответственности, на неизбывную «халяву». Ответственность же традиционно возлагается лишь на государство, на власть. Поэтому нынешняя «свободная» Россия – это не свобода=ответственность, а все та же российская воля, точнее – вольница и беспредел.

Нынешнее халявное кормление многолико. Постсоветский человек – не экономический человек. Он – человек проедающий. Сначала – провиант с затонувшего корабля России, а затем – с оставшегося плота СССР. Он развивает свою – трофическую – экономику. Новый русский капитализм – трофический капитализм. Он чужд идее капитала, cash

на Руси значит не наживу даже, на поживу.

На новый уровень вышло российское смертобожие. Официозный дизайн и заигрывание с темой смерти в андерграунде дополнились прямой некрофилией, когда героями становятся реальные убийцы, килеры и рэкетиры. Более того, это насилие и смертобожие стало реальной повседневной практикой взрывов, убийств и т. п.

Все более очевидной становится мысль, что дело не в деньгах, сырье, оборудовании, даже не в менеджменте, а в людях, которые могут разворовать, профукать и извратить все это. В разоренных душах – пустота, а бездонную пустоту можно наполнить чем угодно, а при желании – и опускаться до бесконечности. Вот и шарахается интеллигенция: то наделяя народ бесконечным духовным богатством (из вакуума, тем более – духовного можно извлечь практически любое), то в ужасе шарахается от него. «Россия, ты одурела!» – провозгласил с экранов телевизоров Ю. Карякин – один из шестидесятников-властителей дум интеллигенции.

Шараханья эти уже привели к обращению к «русской идее». «Россию спасет русская идея»??? Жизнь в идее обладает привлекательностью. Ты оказывается не просто живешь, а воплощаешь идею. Человек не может жить в бессмысленном мире. А тут существование приобретает глубокий смысл. Можно себя не щадить, но и других не пожалеть. Во имя идеи. И нет человека, нет его личной ответственности, нет свободы, а есть идея. Получается очередной призыв к свободе воли как воле к неволе.

Более того, жизнь в идее сохраняет все ту же установку на историческую безответственность граждан России и ответственности каких-то внешних сил.

Состояние оккупации – константа власти в России. Но эта оккупация – результат вовсе не вторжения извне, вражеского проникновения, облегченного внутренним предательством, как полагают наши «патриоты». Оккупация – это и есть само российское государство. А «патриоты», принявшие Золотую Орду, Петра, большевиков, веками сотрудничая с какой угодно – любой, лишь бы – сильной, властью, они и есть исконные русские коллаборационисты.

Русская власть никогда не бывала и не умеет быть национальной властью. Но русские люди были и во многом остаются «племенем власти» (Г. Павловский), не только социумом, но и «Этносом власти» (М. Гефтер). Мы такие же славяне, как и скифы, как и «евразийцы». Наша идентичность во власти и относительно власти. Summa Rossiae – духовно насыщенная, культурно мощная, созидательная, в своей норме – нечеловеческая, не нуждающаяся в свободе человека и в свободном человеке – русская власть.