Феноменология зла и метафизика свободы

Разум способен объяснить что угодно в каких угодно целях. «Ум – подлец», – писал Ф. М. Достоевский, – потому что «виляет». Разум не только бессовестен, но и внеличностен, стремится к обезличиванию знаний, изживанию из них субъективных деталей, страстей, интересов. Более того, рациональность, особенно ее сердцевина – научная рациональность, ориентированы не только на внеличность, но, в погоне за объективностью, даже на вне (бес?) человечность, на максимально возможное вычищение человека из картины мира. Неспроста именно в эпоху Просвещения и прочие эпохи «просветительства» и культа разума возникает стремление вывести разум из-под контроля совести и ответственности. Утверждение просветителя XVIII века Ламетри, согласно которому «… самое важное… это освободить человека от угрызений совести», впрямую смыкается с обещанием Гитлера освободить немцев от химеры совести» и со сталинской сентенцией «Наивно читать мораль людям, не признающим человеческую мораль».

Для самозванца, которому «все ясно», главный вопрос – вопрос о власти. Он один имеет для него смысл. Вопрос о цели для него ясен, главное – заполучить средства достижения. Поэтому единственная мировоззренческая защита от самозванства, фильтр от него – акцент не на власти, а на средствах, гарантия от насилия. Судить не по целям, а по средствам. Не цель – желаемый результат оправдывает средства, а средства определяют и формируют конечный результат. И правы были российские левые эсеры, задолго до Сартра провозгласившие понимание гуманистического общества: «Социализм это свободный поступок». Но кто их тогда понял? и вообще услышал?

Воплощение идеала главного чевенгурского «теоретика» Проши Дванова: «… думает не более одного человека, а остальные живут порожняком и всегда вслед первому… все себя знают, а никто себя не имеет» – практический итог рационалистической философии нравственности. Разум оказывается данным человеку единственно для того, чтобы, говоря современным языком, встроиться в качестве средства, «винтика» в некую целевую программу замысла высшего субъекта. Стремление человека к свободе оказывается послушанием, а свобода воли – волей к неволе.

С человека, отрекшегося от своей воли, снимается и всякая ответственность за совершаемое им. Он действует во имя высших целей, исполняя некую высшую волю. Это не только избавляет от сознания ответственности, но и наполняет жизнь целью и смыслом, которых она до сих пор была лишена. Чем и привлекательна власть деспота и тирана, различные виды фюрерства и дучизма для обывателя. Они приобщают его к истории и «великим свершениям», оправдывая возможно не сложившиеся жизнь и судьбу. Для этого надо сделать так немного – вверить свою судьбу воле вождя. Особенно такая перспектива привлекательна различным маргиналам, личностям неукорененного бытия, несложившихся судеб. Поэтому именно к ним – и маргиналам и люмпенам – апеллирует всегда рационалистический утопизм. И это столь же неизбежно, как и конечный разгром Советов большевиками в 1918 году с помощью комбедов – реальное начало гражданской войны, реальная антисоветская узурпация власти от имени власти Советов.

Рационалистическое – познание, объяснение и оправдание ответственного поступка, абсолютизация его рациональных сторон, отрыв его от вменяемости – ведет не только к самозванству, но и к психологии иждивенчества, духовной апатии, халатности и безответственности – наследию сталинщины в нашем обществе. Здесь кроется одно из объяснений живучести бюрократии, атрибутами которой являются личная преданность в сочетании с полной личной безответственностью, бездушие и «таинство для посвященных» бюрократического аппарата. Тотальная якобы ответственность – громоздкий аппарат контроля, строгая личная ответственность нижестоящих перед вышестоящими, наличие ответственных работников – не может иметь, как уже отмечалось, практическим следствием ничего, кроме столь же тотальной безответственности. Работа делается не для дела, а «для комиссии». Инициатива направлена на поиски ухода от личной ответственности в случае возможной проверки, следствием чего является поиск и обоснование запретов, как «не надо», а не на конструктивное «как надо». Силы и энергия направлены не на решение реальных проблем, а на поиски объективных причин, мешающих их решить. Виноват при этом будет кто угодно – жена, дети, соседи, железная дорога, смежники, суровая зима, жаркое лето, происки врагов – только не сам работник, не сама личность. И такой работник знает, что чем более он будет лично предан руководству, тем большее ему спишется: и начальством и собственной совестью.

Беспомощность, мизология и иррациональность рационалистического активизма