Феноменология зла и метафизика свободы

Это мировоззрение оправдывает самозванство и произвол. Властные структуры оказываются носителями высших ценностей просто потому, что они есть. Сами же ценности – типа тех же ума, чести и совести – из человеческого сердца, сердцевины души отчуждаются и изымаются. В принципе, каждая тирания опирается на такую двоякую философию поведения, рассматривает ее как идеал, к которому она всеми силами и средствами склоняет общество. Последнее рассматривается как безликая масса, послушная воле властителя и с благодарностью и благоговением («уважением» Канта) эту волю реализующая. Политические доктрины и практика диктатур XX века и прошлого дают наглядные и убедительные примеры воплощения такого двуединства крайних позиций рационалистической философии нравственности.

Причем крайности эти сходятся, поскольку крайними выражениями этих двух полюсов «логически последовательного» рационализма является убийство: либо другого человека, либо самого себя – «Смерть решает все проблемы», – говаривал великий вождь и учитель народов – И. Сталин.

Это мировоззрение, объединяющее насилие и самоотречение перед ним, убийцу и убитого, право убить и быть убитым. Это мировоззрение, которое способно объединить и оправдать идеологов геноцида и сталинщины, политиков им руководствующихся, исполнителей приказов и их жертв. Разумеется, ситуация уравнивания палачей и жертв экстремальна. Однако перед лицом нашего времени, порожденных им кошмаров тоталитаризма – от гитлеровско-сталинского до «мотыжного» полпотовского – современному человеку приходится иметь дело с массовой психологией и массовым сознанием палачей и жертв, с типологией человекоубийства от изощренно индивидуального до всеобщего ядерного конца света, с механизмами манипулирования поведением миллионов людей, с принуждением их к утрате способности и желания самостоятельного ответственного мышления и таких же поступков.

Речь идет не просто о массовом сознании в условиях гитлеровской Германии, сталинщины, полпотовской Кампучии и подобных исторических «экспериментов», а о действительном проникновении и развитии в общественном самосознании идеи возможности, а то и необходимости человекоубийства. Фашизм, левый и правый экстремизм, терроризм, в том числе и международный, националистический и религиозный фанатизм – лишь крайние проявления такого самосознания. Призывы расправиться, отомстить, расстрелять и повесить всех, кто проявляет инакомыслие, проникающие на страницы газет, – свидетельство наличия таких тенденций в архетипах сознания. «Опыт» концлагерей, индустрии средств массового уничтожения, политический геноцид, экологические катастрофы, угроза ядерного самоуничтожения – все это создает массовую психопатологию феномена массовых убийств беззащитных людей. Это мир, в котором действуют не столько конкретные люди, сколько (в том числе и возможные) палачи и жертвы, «твари дрожащие» и «право имеющие». То, о чем только размышлял Достоевский, ставя мысленные эксперименты о возможности счастливого мира на основах разума, построенного на «слезе ребенка», обернулось реальностью, в которой дети просят сидя надо рвом под дулом автомата: «Дядя, скорей!».

Реплика В. В. Розанова о том, что есть только две философии – выпоротого и ищущего, кого бы еще выпороть, в начале века могла выглядеть остроумным парадоксом. Сейчас, в контексте опыта XX столетия, мысль эта выглядит зловещей, по-своему пророческой. Исторически человечество накапливало и теперь накопило такую силу, столько средств массового уничтожения, что их достаточно, чтобы убить каждого жителя планеты больше чем четыре раза! Вот и происходит расслоение на безвольных и рвущихся к «красной кнопке», готовых к решению вопроса «быть или не быть» в плане «быть – им», а «не быть – всем прочим».

Рационалистический утопизм: безответственная тотальность и тотальность безответственности

Обе стороны рационалистической нравственности – и «принцип Бармалея» и «парадокс ригоризма» – сходятся в главном – программируемости мира и поведения неким универсальным законом. Поэтому буквально «все разумное действительно, а все действительное разумно» и, значит, – справедливо. Причем справедливо и для палачей и для жертв, для выпоротых и для ищущих, кого бы еще выпороть. Раньше уже говорилось о «синдроме палача» – его обиде на непонятливость жертв в справедливости их казни. На воротах фашистского комбината смерти красовалась умиротворяющая надпись «каждому свое».