Феноменология зла и метафизика свободы

«Реальный социализм» убедительно демонстрирует самозванческую сущность своей идеологии – сталинизма – с одной стороны, и жизненные проявления интересов любого самозванства – с другой. Класс самозванцев – партократически-мифократическая Административная система – «утверждает свою власть, привилегии, идеологию и обычаи на основе особой формы собственности, собственности коллективной, которой этот класс распоряжается от имени общества и народа»[107]

. Перейти от коллективной собственности к частной – лишить этот класс его собственности, просто уничтожить его как класс. Участие работников в прибылях, приносимых их трудом, означает конец самозванческой монополии и конец тоталитарного режима.

Самозванство – исток и результат теории и практики этого мировоззрения. От него оно шло и к нему приходит в жизни. Справедлива была оценка Гегеля Н. А. Бердяевым как «последнего подлинно верующего», как «величайшего и последнего из гностиков-рационалистов». «В гегельянстве, – писал Н. А. Бердяев, – философия дошла до самообожествления, гегельянство – невиданная гордыня отвлеченного философствующего разума»[108]

. Но один из младогегельянцев – К. Маркс – пошел дальше «невиданной гордыни» учителя. Как и Ленину, ему были свойственны те же безжалостность, грубость к политическим противникам, органическая неспособность допустить хотя бы частичную правоту своих противников и хотя бы частичную собственную неправоту. А вот что позволял себе говорить он о своих сподвижниках: «… Разве мы в продолжении стольких лет не делали вид, будто всякий сброд – это наша партия, между тем, как у нас не было никакой партии, и люди, которых мы, по крайней мере официально считали принадлежащими к нашей партии, сохраняя за собой право называть их между нами неисправимыми болванами, не понимали даже элементарных начал наших теорий? Какое значение имеет «партия», то есть банда ослов, слепо верящих нам, потому что они нас считают равными себе…»[109]

. Очень, все-таки, верный ключ – судить не по целям, а по средствам!

Становление сталинизма как законченно самозванческого мировоззрения, торжество его мифократии существенно меняет местами и содержанием привычные цвета политико-философского спектра и их расстановку. Например, такие привычные понятия как «левое» и «правое». Традиционно они в философском плане трактуются как противостояние рационалистической, логической непротиворечивости традиционализму, основанному на вере. В политическом плане – как противостояние либерализма и свободы личности – государству и этатистскому централизму. В социальном – освобождения низших классов – утверждению господства высших. В мифократическом обществе они фактически меняются местами – на то и мифологическая амбивалентность, чтобы превращать все в собственную противоположность!

Как писал С. Франк, «до совсем недавнего времени консервативная власть всегда опиралась на народные массы против образованных классов, и, напротив, власть, вступая на путь радикального и планомерного переустройства общества, наталкивалась на оппозицию народных масс (реформы Петра Великого и стрелецкие бунты). В настоящее время, начиная с середины XIX века и вплоть до современности, это соотношение, правда, радикально изменилось: рационализм, потеряв в значительной мере свой кредит у образованных, стал достоянием народных масс»[110]. Более того, рационализм стал прямым средством и «упаковкой» популистских доктрин. И можно согласиться с тем же С. Франком, что в настоящее время, скорее следует говорить об оппозиции не левого и правого, а о противостоянии рационалистического безгранично государственного деспотизма, господства низших классов над культурными – с одной стороны, и традиций и религиозной веры, права и свободы личности, защиты культурных и образованных, организации общества в связи с иерархией культуры и образования – с другой. «Красное» – демагогически-нигилистический деспотизм – противостоит, в палитре С. Франка, – «белому». Правда, это «красное», которое сродни «черному», так как рационализм легко заменим вульгарно-грубыми абстракциями, редуцирует осмысление к ним, что облегчает демагогию властной тирании, устанавливающей царство черни с помощью насилия во имя извращенного национализма и религии. Поэтому скорее можно говорить о «черно-красном».

За этой цветовой гаммой – следует отдать должное проницательности и точности С. Франка – стоит противостояние самозванства и нравственности, достигшее в настоящее время остроты и крайности выражения, предсказанной Н. Бердяевым. И самораспад мифократических империй – еще не окончательное торжество добра. Сталинизм живуч. Он способен принимать другие обличья. Можно даже, наверное, говорить о его вечности, пока не перевелись бармалеи, знающие, как других сделать счастливыми помимо их воли. Однако несомненно одно: проведенный «предельный» эксперимент по его воплощению воочию продемонстрировал бесплодность, бесчеловечность и безнравственность самозванства, его мифологического мировоззрения и его носителей.