Феноменология зла и метафизика свободы

Первичность практического разума у Канта означает на самом деле первичность теории потому только, что теория есть знание наиболее абстрактного (а значит – пустого и не продуктивного) общего. «Закон законосообразия есть пустая формула чистой теоретичности», – отмечал М. М. Бахтин[111]

. Это подмена обоснования обобщением. В таких рамках мы оказываемся «существенно не живущими, мы отбросили бы себя из жизни, как ответственного рискованного открытого становления – поступка, в индифферентное, принципиально готовое и завершенное теоретическое бытие…». Действительно, мыслящего и ответственного за свои мысли и поступки социального субъекта в теоретической плоскости нет и быть не может. Теоретическая рационализация непроницаема для индивидуальной ответственной активности. «Никакая практическая ориентация моей жизни в теоретическом мире невозможна, в нем нельзя жить, ответственно поступать, в нем я не нужен, в нем меня принципиально нет. Он существует, “как если бы меня не было”» – это позиция, с которой начинает свою философию поступка М. М. Бахтин, как философию вменяемого, то есть сознательного и ответственного действия.

От разума к совести и от коллективизма к…

Осмысление действительности не сводимо к осознанию «сделан-ности» вещей и явлений. А идея не сводима к программе эффективной (успешной) деятельности. Все это, разумеется, составляет ткань осмысления, но оно вторично. Осмысление есть осознание ответственности за самозванство. Идея – суть познание меры и глубины свободы, а значит – меры и глубины ответственности. Разум и рациональность – вторичны. Первична ответственность как соотнесения с другими, совесть как признание их прав. Диалог с ними.

Человеческое сознание – не что иное, как совесть. Сознание и есть осмысление смысла. «В сознании (совести) реализуется личная экзистенция человека, оно требует личных усилий понимания происходящего, в то время как разум нуждается только в ясном выражении знаний и соблюдении объективных правил оперирования ими»[112]

. Совесть оберегает свободу человеческой личности от самозванства разума и творимой им идеологии.

Совесть коренится в человеческом сердце, питаясь включенностью человека в полноту жизни и бытия. Поэтому любое понимание и осмысление начинаясь с работы души на нее же и направлена, используя, разумеется, нормативно-ценностные подпорки, но одновременно и прорываясь через них. Это та мысль, которая была не додумана в моих предыдущих книгах. Говорилось о роли индивидуализированной личности – но скорее как генераторе осмысления, как о средстве. В этом смысле я отказываюсь от своих предыдущих работ как от бессовестно-технологичных. От «Проблемы осмысления действительности» – торжества программно-целевого понимания осмысления; от «Логики целевого управления» – апофеоза логической рационализации как программно-целевой эффективности; даже от «Разум, воля, успех. О философии поступка» – несмотря на удавшееся выворачивание наизнанку победительности названия, несмотря на ее акцент на самоценность автономной морали ответственной личности. Речь идет об отказе не от самого концептуального содержания, а от его недодуманности. Был развернут аппарат, средство, но аппарат и средство были открыты, доступны для самозванства. Поэтому я настаиваю на погружении этих концептуализаций в контекст первичности ответственности, а это погружение в указанных работах, возможно кроме последней работы, переломной и переходной, – отсутствует. Отказ заключается в необходимости их прочтения в контексте данной книги о самозванстве. Только в этом случае моя совесть может быть спокойна.

Но что означает соотнесенность с другими, диалог с ними? Включенность в коллектив? Об угрозах самозванства, таящихся в коллективизме, писалось в начале данного раздела. Что означает автономная личность в нравственном отношении к другим? Картину такого отношения убедительно обрисовал Фридрих Август Хайек в книге «Дорога к рабству»: «Только когда мы сами несем ответственность за свои интересы и свободы принести их в жертву по собственной воле, наше решение имеет моральную ценность. Мы не имеем права быть альтруистами за чей-то счет; точно также нет никакой заслуги в альтруизме, если у нас нет выбора… Свобода самим устанавливать собственное поведение в сфере, где выбор навязывается материальными обстоятельствами, ответственность за устройство своей жизни в соответствии с велением совести – вот единственный воздух, в котором может развиваться нравственное чувство, в котором моральные ценности ежедневно воссоздаются свободным волеизъявлением индивидуума. Ответственность не перед начальством, а перед собственной совестью, сознание долга, не предписанного сверху, необходимость решать, какими ценностями пожертвовать, и способность нести последствия своего решения – вот суть этики, заслуживающей этого наименования»[113].