Феноменология зла и метафизика свободы

Ограниченные исключительно рациональными построениями рассмотрения поступка не могут дать главного – объяснения его действенной обязательности, его динамизации волей и свершения. Единство «внутренней» и «внешней» логики поступка (его мотивации и протекания), единство его субъективного и объективного аспектов – не теоретическое, а единство индивидуальной неповторимости ответственной и мыслящей личности. «Долженствование впервые возможно там, где есть признание факта единственной личности изнутри ее, где этот факт становится ответственным центром, там, где я принимаю ответственность за свою единственность, за свое бытие», – писал М. М. Бахтин. Так его философия поступка смыкается непосредственно с мистикой сердца П. Б. Вышеславцева. Вменяемый, то есть ответственный и рационально осмысленный поступок есть действие «…на основе признания долженствующей единственности. Это утверждение не-алиби-в-бытии и есть основа действительно нудительной данности – заданность жизни. Только не-алиби-в-бытии превращает пустую возможность в ответственный действительный поступок»[117].

То, что может быть совершено мною – никем и никогда не будет совершено – вывод этот принципиально важен. Во-первых, он подчеркивает и подтверждает нелинейность поступка. Он всегда совершается здесь и сейчас и необратим, поскольку создает новые реалии. Во-вторых, только с этих позиций можно объяснить – как происходит «скачок» из царства сознания и мышления в царство реальности при совершении поступка: «единственность наличного бытия нудительно обязательна».

Жизнь и история движутся не законами, а поступками живых людей, в том числе и руководствующихся этими законами. Ответственность неустранима из человеческой жизнедеятельности. Не потому поступок ответственен, что он рационален, а потому он и рационален, что ответственен. Поступок не иррационален, – писал М. М. Бахтин, – он просто «более чем рационален – он ответственен». Рациональность – только момент, сторона ответственности – как мера ее масштабов и глубины. Она не что иное, как объяснение и оправдание поступка как до, так и после его свершения.

Не-алиби-в-бытии означает – за все в ответе? Не есть ли это онтологизация самозванства? Либо «Это так. Это не могло быть иначе» с последующим оправданием задним числом, либо – примирение с неизбежностью, жизнь и поступки только в пределах допустимого?

«Надо» и «не могу иначе»

В соотношении долженствования и объективности разум играет принципиальную, но посредническую роль. Нерв различия, одновременно – противопоставления и – отталкиваясь – продолжения позиции Бахтина от кантовской философии – в соотношении разума и ответственности. Речь идет не об отрицании роли разума, а о его вторичности по отношению к изначальной ответственности.

Если ответственность – следствие разума, вторична по отношению к рациональным схемам, производна от них, то итогом будет рационалистический утопизм, переходящий в практику бюрократического тоталитаризма. Если разум есть следствие ответственности, путь познания ее меры и глубины, то итог – сознание нравственного и гражданского долга свободной личности.

Людям для счастья нужны не запреты и принуждения к героизму. Речь идет не о запретах и средствах принуждения всех и каждого к определенному, пусть даже идеальному стереотипу поведения, а о гарантии человеческого достоинства, жизни по чести и совести. Жесткие рамки и запреты если и нужны, то не как регламентация каждого часа жизни, а только как система ограничений порока и преступлений, как ориентиры, очерчивающие простор честной и ответственной жизни и соответствующих поступков.

В противном случае честная жизнь начинает граничить с героизмом, причем самоотверженным героизмом каждого и героизмом не то что постоянным, а ежесекундным. Общество, социальные институты, обычаи, нормы и правила практической деятельности как раз и гарантируют, чтобы жизнь не превратилась в каждодневный подвиг. Ежечасная жесткая регламентация приводит к тому, что человек всегда и везде «должен», что имеет следствием неизбежное унижение самоценности и достоинства личности, умаление свободы ее воли, ориентацию жизни «за страх», а не за совесть. Другими словами, жесткая регламентация предполагает реализацию внешнего «надо» и этику долга, которые коренятся в традициях «имперского» тоталитарного сознания – с одной стороны, и религиозной морали в духе «страха Божьего» и «Страшного Суда» – с другой.

Попадая в ситуацию долженствования внешнего «надо», человек вынужден подчиняться и «отдавать свою честь». Что касается упоминавшихся сфер «абсолютно несвободного времени», когда человек мобилизован или в качестве наказания лишен свободы, то внешнее долженствование – их специфическая особенность. Беда, если эта «особенность» распространяется на все сферы жизнедеятельности общества.