Финансист

Thus on and on he went, answering all of Steger's and Shannon's searching questions with the most engaging frankness, and you could have sworn from the solemnity with which he took it all-the serious business attention-that he was the soul of so-called commercial honor.	В этом тоне Каупервуд и продолжал свои показания; на все хитроумные вопросы Стеджера и Шеннона он отвечал с такой располагающей откровенностью, так серьезно, деловито и внимательно относясь к судебной процедуре, что можно было поклясться: этот человек -олицетворение так называемой коммерческой чести.
And to say truly, he did believe in the justice as well as the necessity and the importance of all that he had done and now described.	По правде говоря, он и в самом деле верил, что все им содеянное, все, что он сейчас изложил суду, согласуется с законом и оправдано необходимостью.
He wanted the jury to see it as he saw it-put itself in his place and sympathize with him.	Он старался изобразить присяжным дело так, как оно представлялось ему, чтобы каждый из них мог поставить себя на его место и понять его побуждения.
He was through finally, and the effect on the jury of his testimony and his personality was peculiar.	Наконец он кончил, и надо заметить, что присяжные весьма разноречиво отнеслись как к его показаниям, так и к нему самому.
Philip Moultrie, juror No. 1, decided that Cowperwood was lying.	Первый по жребию присяжный, Филипп Молтри, решил, что Каупервуд лжет.
He could not see how it was possible that he could not know the day before that he was going to fail.	Он не представлял себе, чтобы человек мог не знать о предстоящем ему вскоре банкротстве.
He must have known, he thought.	Разумеется, он знал!
Anyhow, the whole series of transactions between him and Stener seemed deserving of some punishment, and all during this testimony he was thinking how, when he got in the jury-room, he would vote guilty.	Да и вообще все его махинации в компании со Стинером так или иначе заслуживали наказания; в продолжение всей речи Каупервуда Молтри только и думал о том, как он в совещательной комнате произнесет: "Да, виновен!"
He even thought of some of the arguments he would use to convince the others that Cowperwood was guilty.	Для этого он и обдумывал доводы, которые должны будут убедить других в виновности Каупервуда.
Juror No. 2, on the contrary, Simon Glassberg, a clothier, thought he understood how it all came about, and decided to vote for acquittal.	Напротив, второй присяжный, Саймон Гласберг, текстильный фабрикант, полагал, что все поступки Каупервуда вполне правомерны, и решил голосовать за оправдательный вердикт.
He did not think Cowperwood was innocent, but he did not think he deserved to be punished.	Безупречным он Каупервуда не считал, но и не считал его заслуживающим наказания.
Juror No. 3, Fletcher Norton, an architect, thought Cowperwood was guilty, but at the same time that he was too talented to be sent to prison.	Третий присяжный, архитектор Флетчер Нортон, полагал, что Каупервуд виновен, но вместе с тем находил, что такого одаренного человека не стоит сажать в тюрьму.
Juror No. 4, Charles Hillegan, an Irishman, a contractor, and a somewhat religious-minded person, thought Cowperwood was guilty and ought to be punished.	Четвертый, Чарлз Хиллеген, подрядчик ирландского происхождения, человек религиозного склада, считал, что Каупервуд виновен и должен понести наказание.
Juror No. 5, Philip Lukash, a coal merchant, thought he was guilty.	Пятый, Филипп Лукаш, торговец углем, держался того же мнения.