Финансист

Cowperwood did not smoke, so the small allowance of tobacco which was permitted was without value to him.	Каупервуд не курил, и потому маленький табачный паек не представлял для него интереса.
Steger called in every day for two or three weeks, and after the second day, Stephen Wingate, as his new business associate, was permitted to see him also-once every day, if he wished, Desmas stated, though the latter felt he was stretching a point in permitting this so soon.	В первые две или три недели Стеджер приходил каждый день, а со второго дня пребывания Каупервуда в тюрьме Стивен Уингейт, его новый компаньон, также получил разрешение ежедневно его посещать. Десмас позволил это, хотя и считал такую льготу несколько преждевременной.
Both of these visits rarely occupied more than an hour, or an hour and a half, and after that the day was long.	Посетители обычно оставались у Каупервуда не более часа или полутора, а потом снова тянулся долгий-предолгий день.
He was taken out on several days on a court order, between nine and five, to testify in the bankruptcy proceedings against him, which caused the time in the beginning to pass quickly.	Несколько раз - между девятью часами утра и пятью пополудни - Фрэнка водили в суд для дачи показаний по искам, предъявленным в связи с его банкротством, и вначале это несколько сокращало время.
It was curious, once he was in prison, safely shut from the world for a period of years apparently, how quickly all thought of assisting him departed from the minds of those who had been most friendly.	Примечательно, что, как только Каупервуд очутился в тюрьме, прочно и, по-видимому, на долгие годы изолированный от всего мира, те, кто в свое время были так искренне к нему расположены, забыли даже думать о нем.
He was done, so most of them thought.	Он человек конченый - таково было общее мнение.
The only thing they could do now would be to use their influence to get him out some time; how soon, they could not guess.	Единственное, что еще можно было для него сделать, это со временем употребить свое влияние, чтобы вызволить его из тюрьмы, но кто же мог сказать, когда наступит такое время?
Beyond that there was nothing.	И это было все.
He would really never be of any great importance to any one any more, or so they thought.	Он никогда уже не займет прежнего положения, никогда не будет играть сколько-нибудь значительной роли - таково опять же было общее мнение.
It was very sad, very tragic, but he was gone-his place knew him not.	Очень жаль, конечно, более того - очень трагично, но он исчез без возврата.
"A bright young man, that," observed President Davison of the Girard National, on reading of Cowperwood's sentence and incarceration.	- Способный был молодой человек, - заметил президент Джирардского национального банка Дэвисон, читая в газете об осуждении и аресте Каупервуда.
"Too bad! Too bad!	- Жаль его, очень жаль!
He made a great mistake."	Он допустил большую ошибку.
Only his parents, Aileen, and his wife-the latter with mingled feelings of resentment and sorrow-really missed him.	Только родителям Каупервуда, Эйлин и его жене, в сердце которой скорбь смешивалась с негодованием, действительно недоставало его.
Aileen, because of her great passion for him, was suffering most of all.	Эйлин, одержимая страстью, страдала больше всех.
Four years and three months; she thought.	Четыре года и три месяца, размышляла она.