Флагман владивостокских крейсеров

– Я не только коллежский ассесор Михаил Банщиков, младший корабельный врач с крейсера «Варяг». Я еще и Вадим Перекошин, 1988 года рождения, студент пятого курса Московского медицинского института. Поэтому я знаю о многих событиях, которые пока еще не произошли. Поэтому я знаю, что у вас не только будет наследник, у нас вы его назвали Алексеем, но я знаю и когда он родится, и чем будет болеть, и как долго он проживет. А также что именно надо постараться сделать, чтобы он прожил подольше, чем ему было отпущено Богом в моем мире. Или времени, что правильнее, наверное. И дневники ваши я читал, потому что они были… вернее, будут изданы отдельной книгой в конце девяностых годов этого века…

– Но как вы можете быть и собой, и кем-то еще? Вы сами часом не больны, любезный Михаил Лаврентьевич?

– Нет, ваше величество, часом не болен, – усмехнулся старой шутке Вадик, пытаясь хоть немного унять нервную дрожь, – а как это получилось… Мой отец, весьма крупный ученый, ставил эксперимент по переносу человеческого сознания в пространстве и времени. Целью его было найти способ точно узнавать, что именно и как происходило в прошлом. В качестве первой пробной задачи он выбрал установление истины о том, как и что происходило во время боя «Варяга» и «Корейца» с японской эскадрой. Вы удивитесь, ваше величество, но по ряду событий, имевших место в этом бою, у историков сто лет спустя не будет достоверной информации. О некоторых подробностях дела на рейде Чемульпо папа и хотел узнать…

– Сознания… То есть души, вы это хотите сказать? По переносу души?! Но это же подвластно только… – Взгляд машинально перекрестившегося Николая выражал если не ужас перед открывшимся святотатством, то полное смятение чувств.

– Наука за сто лет доказала, ваше величество, что душа, или сознание, при несомненной божественности ее происхождения, есть тонкая энергетическая субстанция, подчиняющаяся определенным физическим законам. Чтобы вам было понятнее – это нечто отдаленно сродни электричеству. И мой отец и его коллеги смогли рассчитать некоторые законы ее целостного перемещения в пространственно-временном континууме. Точность расчетов требовалась огромная. Они задействовали специальные электрические счетные машины, производящие миллиарды арифметических операций в секунду… Да, не удивляйтесь. Такая техника была в распоряжении ученых в начале «моего» двадцать первого века. Так что я не вижу в этом ничего религиозно-мистического.

Только вот не все пошло так, как они планировали. Что-то, видимо, не учли, или при вычислениях произошел технический сбой. Сейчас не установить, что случилось. Но в итоге на борту «Варяга» оказался я и еще пара человек из совсем другого времени. Из мира, который, наверное, теперь даже не возникнет. Ибо в том, нашем, мире «Варягу» прорваться в море не удалось, так он на дне Чемульпо и остался.

– Невероятно… Господи, прости их, грешников! И нас… – Николай несколько раз истово перекрестился. – Как же можно было так дерзнуть, Михаил Лаврентьевич? Хотя… Зная пытливые натуры господ ученых, можно понять. Они и на смерть пойдут ради того, чтобы докопаться до сути. По три раза на дню будут ящики Пандоры открывать в поисках знания. Только вот каково от этого знания будет всем остальным? Подумали ли?

– Разделяю ваши сомнения, государь. Тем более что я сам оказался жертвой этой высокой науки. Но уж раз случилось, то случилось, как говорится. И потом, ежели Господь это попустил, возможно ему самому так было угодно… Наше явление сюда со знаниями о будущем. О ловушках и предательствах, которые ждут впереди и Россию, и лично вас, вашу семью. Одно это и утешает…

– Вы думаете, что сие чудо – есть Божий промысел?

– Другого объяснения мне на ум просто не приходит, если честно… Только давайте для начала о главном, ради чего я старался попасть к вам, о вопросе, не терпящем отлагательств, – о наследнике. В моем мире вы его назвали Алексеем…

После чего, дав небольшую передышку обрадованному, все же сына тот ожидал более десяти лет, но изрядно перепуганому царю, Банщиков мягко перешёл к родовой болезни британских монархов – гемофилии. Через час, ошеломлённый комбинацией потоков мистики, предсказаний из будущего и доступной даже средним умам просветительской информации, Николай Александрович безропотно согласился устроить врачебный консилиум.

Для дальнейшей беседы решили привлечь всех светил тогдашней медицины: Боткина, Сеченова, лейб-медика Гирша и Бехтерева, которые должны были подтвердить или опровергнуть слова Банщикова. Последний – психиатр с мировым именем – должен был, как с усмешкой сказал Банщиков, освидетельствовать его самого и подтвердить, что «часом, я все же не болен».