Фуку

Море отомстило —                               расшвырялопосле смерти                         кости адмирала.С черепа сползли седые космы,и бродяжить в морестали кости.Тайно            по приказу королевыих перевозили каравеллы.Глядя в оба,                     но в пустые оба,ночью вылезал скелет из гробаи трубу подзорную над миром

поднимал,                 прижав к зиявшим дырам,и с ботфорт истлевших,                                          без опоры,громыхая                 сваливались шпоры.Пальцы,               обезмясев,                                 не устали —звёзды,             словно золото,                                        хватали.Но они, зажатые в костяшки,превращались мстительно в стекляшки.Без плюмажа,

                         загнанно ощерен,«Я — Колумб!» —                             пытался крикнуть череп,но, вгоняя океан в тоску,ветер завывал:                             «Фуку!                                         Фуку!»,И обратно плёлся в трюм паршивыйоткрыватель Индии фальшивой.С острова на остров плыли кости,будто бы непрошеные гости.Говорят, они в Санто-Доминго.Впрочем, в этом сильная сомнинка.Может, в склепе, отдающем гнилью,

пустота             и лишь труха Трухильо?Говорят, в Севилье эти кости.Тычут в них туристы свои трости.И однажды,                    с ловкостью внезапной,тросточку скелет рукою цапнул —видно, золотым был ободочек,словно кольца касиковских дочек.Говорят,               в Гаване эти кости,как живые,                   ёрзают от злости,ибо им до скрежета охотаоткрывать и покорять кого-то.

Если три у адмирала склепа,неужели было три скелета?Или жажда славы,                                жажда властиразодрали кости                                на три части?Жажда славы —                              путь прямой к бесславью,если кровь на славе —                                       рыжей ржавью.Вот какая слава замарала,как бесславье,                            кости адмирала.

Когда испанские конкистадоры спаивали индейцев «огненной водой», то потом индейцы обтачивали осколки разбитых бутылок и делали из них наконечники боевых стрел.