Гайдзин. Том 1

– Да. – Лица обоих осветились при этой мысли, пламя лампы трепетало, отбрасывая причудливые тени.

– Если будет подходящий ветер, – тихо сказал Ори, – южный ветер, как сегодня, с помощью пяти или шести сиси и нескольких бочонков масла, заранее расположенных на нужных складах… даже это не обязательно: мы сможем изготовить зажигательные заряды и устроить пожар в Ёсиваре. Ветер погонит пламя на деревню, а с нее огонь перекинется на Поселение и сожжет его до тла! Neh?

– А корабль?

– В суматохе мы на веслах подберемся к самому большому. Мы бы могли это сделать с легкостью, neh?

– Не с легкостью, но какая победа!

– Сонно-дзёи!

21

Четверг, 16 октября

– Войдите! А, доброе утро, Андре, – сказала Анжелика с теплотой, выдававшей ее обеспокоенность. – Вы очень пунктуальны. У вас все хорошо?

Понсен кивнул, закрыл дверь маленькой комнатки на первом этаже французской миссии, соединявшейся с ее спальней и служившей ей будуаром, вновь поражаясь ее внешнему спокойствию и способности говорить о пустяках. Он вежливо склонился над ее рукой, легко коснулся ее губами, потом сел напротив. Комнатка была бедной, несколько старых стульев, кушетка, письменный стол, оштукатуренные стены, несколько дешевых написанных маслом картин современных французских живописцев Делакруа и Коро.

– Армия приучила меня: пунктуальность в ряду добродетелей стоит на втором месте после святости.

Она улыбнулась его шутке.

– Л-ла! Я и не знала, что вы служили в армии.

– Меня призвали на год в Алжир, когда мне было двадцать два года, после университета – ничего особенно выдающегося, просто помогал подавить одно из их нескончаемых восстаний. Чем скорее мы полностью покончим с подстрекателями и аннексируем всю Северную Африку, сделав ее французской территорией, тем лучше. – Он рассеянно махнул рукой, отгоняя мух, и внимательно посмотрел на нее. – Вы выглядите еще прекраснее, чем всегда. Ваше… ваше состояние идет вам.

Ее глаза потеряли свой цвет и холодно блеснули, как кремень. Она плохо провела последнюю ночь: кровать в этой неопрятной, жалкой комнатке была неудобной. В самый глухой предрассветный час ее тревоги взяли верх над ее самообладанием, и она сильно разнервничалась по поводу того, что так поспешила, оставив свои апартаменты рядом со Струаном и весь тамошний комфорт. С восходом солнца настроение у нее не улучшилось, и ею опять овладела та же всепоглощающая мысль: мужчины – причина всех ее бед. Месть будет сладостна.

– Вы имеете в виду мое будущее состояние замужней женщины, да?

– Разумеется, – ответил он после едва уловимой паузы, и она спросила себя, что с ним такое и почему он был так груб и выглядел так отрешенно, совсем как вчера вечером, когда музыка звучала, словно заводная, без той страстности, какую он обычно вкладывал в нее. Под глазами у него образовались темные круги, и черты лица как бы заострились.

– Что-нибудь случилось, мой дорогой друг?

– Нет, дорогая Анжелика, ничего, ничего совершенно.

Лжец, подумала она. Почему все мужчины так много лгут, и другим, и самим себе?

– Все получилось удачно?

– Да и нет.

Он знал, что она сгорает от нетерпения и тревоги, и ему вдруг захотелось заставить ее скорчиться от боли, захотелось посильнее раздуть сжигавшее ее пламя, чтобы она закричала в страшных муках и заплатила ему за Хану.

Ты сошел с ума, подумал он. Анжелика здесь ни при чем. Это правда, но из-за нее вчера вечером я пошел в Трех Карпов и увиделся с Райко, и пока мы беседовали на нашей смеси японского, английского и пиджина, я вдруг почувствовал, что та, другая, ночь была всего лишь отвратительным кошмаром и что в любой момент здесь сейчас появится Хана, и я увижу смех, притаившийся в ее глазах, мое сердце поплывет, как всегда, и мы оставим Райко и будем мыться вместе в ванне, играть там, поужинаем вдвоем и не торопясь займемся любовью. И когда я осознал всю правду, осознал, что Хана ушла навсегда, а мои внутренности и мозг пожирают черви, плодящиеся беспрестанно, меня едва не вырвало.

– Райко, я должен знать, кто были эти три клиента.

– Прошу прощения, Фурансу-сан, я уже говорила раньше: ее мама-сан мертва, слуги дома разбежались, гостиница Сорока Семи Ронинов сгорела.

– Должен же быть какой-нибудь способ разы…

– Нет никакого. Очень жаль.

– Тогда расскажите мне правду… правду о том, как она умерла.

– С вашим ножом в ее горле, прошу прощения.

– Она сделала это? Харакири?

Райко ответила все тем же терпеливым голосом, тем самым голосом, который пересказывал ту же самую историю и давал одни и те же ответы на одни и те же вопросы уже в десятый раз:

– Харакири – это древний способ, почетный способ, единственный способ искупить зло. Хана предала вас и нас, владельцев, клиентов и саму себя – такова была ее карма в этой жизни. Что тут еще можно сказать. Прошу прощения, не тревожьте ее покой. Ее сороковой день после дня смерти, ее день ками, когда человек возрождается или становится ками, уже прошел теперь. Пусть ее ками, ее дух, упокоится. Прошу прощения, не заговаривайте о ней снова. А сейчас, какую другую вещь я могу сделать для вас?