Во-первых, это австро-венгерская армия, военные власти и полевая жандармерия, действовавшие в прифронтовой полосе и применявшие, преимущественно, внесудебные расправы по подозрению в нелояльности и по обвинению в шпионаже. В данном случае речь может идти о нарушении международных конвенций, определяющих законы ведения войны, то есть о военных преступлениях.
Справедливости ради следует сказать, что, в прифронтовой полосе практически всех воевавших тогда государств, шпиономания была бичом, а военно-полевая юстиция не затрудняла себя сбором доказательств, считая подозрение достаточным основанием для самых суровых репрессий. Однако везде, кроме Галиции, случайные жертвы военно-шпионского безумия измерялись единицами, нигде репрессии не принимали массовый характер, не одобрялись (пусть молчаливо) высшими органами государственного управления и не носили четко выраженный этнический характер.
Для примера, даже сталинские выселения целых народов по аналогичному предъявленному галицким русинам обвинению в пособничестве врагу, в последние годы и после Великой Отечественной войны обошлись в десятки раз меньшим количеством доказанных жертв[122]
, чем австрийский геноцид галицких русинов. Ну, а акция «Висла», о которой мы уже упоминали, вообще была образцом гуманизма в сравнении с австрийским «цивилизаторством» на галицких землях.Во-вторых, это австро-венгерская администрация и судебные органы, применявшие формализованные репрессии в рамках легальной юридической процедуры, однако без соблюдения необходимых прав обвиняемого, а также без сбора минимально необходимой доказательной базы. Фактически речь шла о той же внесудебной расправе, но облеченной в формально легальную форму. Здесь можно вести речь о преступлениях против человечности и о выходе государства за пределы своих полномочий, в том числе и с точки зрения необходимости обеспечения государственной безопасности в военное время. Ускоренная судебная процедура, вызванная военной необходимостью, не может означать полное отсутствие любой процедуры, а тем более пародию на процедуру.
В частности, по действовавшим тогда международно-правовым нормам, регулирующим правила военных действий, шпионом (а именно обвинение в шпионаже было наиболее часто предъявляемым), подлежащим смертной казни, являлся иностранный подданный, предпринимающий или организовывавший враждебные действия (от сбора секретной информации до диверсий) в тылу враждебного государства и не одетый в военную форму своей страны. То есть с точки зрения закона даже те русины, которые действительно сотрудничали с русской армией, не могли быть обвинены в шпионаже, поскольку они являлись австрийскими подданными, к тому же гражданскими лицами. Следовательно, за исключением особых случаев (например, вооруженное противодействие австрийским властям), к ним не могла быть применена смертная казнь (только заключение в крепость). К ним так же, как к гражданским лицам, не могла применяться ускоренная процедура военно-полевого правосудия. Ну и, наконец, вообще ни к кому не могли быть применены внесудебные репрессии, в том числе казни, без приговора хоть какого-нибудь, даже формального, суда.
В-третьих, к исполнителям геноцида необходимо отнести активистов русинского украинофильского, лояльного по отношению к Вене, движения, которые в отдельных случаях принимали участие в расправах непосредственно (например, в селе Молотково, в городке Надворное)[123]
, но чаще способствовали нагнетанию психоза и подозрительности своими доносами.Здесь ситуация представляется значительно более сложной, поскольку с точки зрения русинов-русофилов, русины-украинофилы предали интересы своего народа. В свою очередь, с точки зрения русинов-украинофилов, русины-русофилы предали интересы своего государства. Каждая сторона опиралась на свои аргументы, продиктованные собственной логикой. Для каждой стороны были абсолютно неприемлемы аргументы оппонентов. Поэтому в данном случае мы имеем право говорить о гражданской войне, шедшей в рамках и под прикрытием международного конфликта. Однако в любом случае никакая гражданская война не может оправдать методы геноцида и этнических чисток, примененные к русофильскому русинскому населению Галиции.