Галиция против Новороссии

По сути, Вена ничего не выигрывала от стимулирования русинского раскола, просто создавала вместо потенциальных сепаратистов русофилов, таких же потенциальных сепаратистов украинофилов. Более того, правительство проигрывало, ибо, вместо того, чтобы наладить отношения с той фракцией русинского движения, которая могла обеспечить ему народную поддержку, поскольку опиралась на близкую и понятную народу традицию исторической памяти, оно вступило в союз с фракцией, которая сама нуждалась в поддержке властей, ибо могла внедрять в душу народную свои идеологические концепты только при помощи административно-полицейского давления.

Это противоречие в политике официальной Вены в отношении меньшинств можно объяснить только с учетом никогда, ни после 1848 года, ни после 1867–1868 годов не преодоленного императорским двором стремления к контрнаступлению на половинчатые завоевания буржуазной революции в Австрии, к реакции. Восстановление тем или иным путем абсолютистского правления оставалось не особенно скрываемой целью Габсбургов на протяжении всей второй половины XIX века. Поэтому задача ограничения распространения гражданских свобод в империи, чтобы процесс не стал необратимым, диктовала все действия кабинета.

Вынужденная уступка венграм была вызвана необходимостью сохранения государства от распада и смягчалась тем, что император сохранил за собой всю полноту исполнительной власти в Транслейтании в качестве венгерского короля. Союз с поляками, а затем с украинцами в Галиции объяснялся именно их относительной слабостью. Поляки составляли меньшинство населения, причем меньшинство ненавидимое, поскольку, в отличие от преимущественно крестьянской русинской общины, составляли большую часть класса наследственных землевладельцев. Кроме того, большая часть исторической Польши к тому времени входила в состав Российской империи, которой в наибольшей степени и угрожал потенциальный польский сепаратизм.

Украинское движение, как было сказано выше, на первом этапе не выходило за рамки интеллигентских кружков, не имело поддержки в народе и потому также, с точки зрения официальной Вены, не несло в себе немедленной угрозы.

Если исходить из долговременных интересов австро-венгерского государства, такая политика, направленная на союз с элитными и маргинальными группами, вместо опоры на народ, являлась ущербной и привела в итоге к его (государства) развалу. Однако с точки зрения превратно понимаемых интересов династии, с позиции перспектив восстановления абсолютистского правления, только такая политика и могла давать надежду на успех. Поскольку, чем шире демократизация общественной жизни, чем больше опора политических групп на народ, тем меньше зависят они от центральной власти, тем менее они склонны быть послушными верноподданными короны, тем более они склонны вступать в договорные отношения, требовать учета своих интересов, а, в конечном счете, и доли во власти.

Если экстраполировать эту ситуацию в несостоявшееся будущее послевоенной Австро-Венгрии, то успешное решение русинского вопроса при помощи геноцида практически неизбежно повлекло бы за собой необходимость решать украинский вопрос. И скорее всего, он решался бы теми же методами. Ведь австрийский жандарм или венгерский солдат не отличал русина-украинца от русина-русского, а временное совпадение интересов украинофильского движения с интересами Габсбургов могло существовать лишь на фоне ощущения общей угрозы от русинского русофильского движения в Галиции. С исчезновением данной угрозы украинофилы со своими запросами сами становились угрозой. И новый союзник у венского кабинета появился бы мгновенно – галицкие поляки, которые с удовольствием примерили бы на себя ту же роль в отношении украинофилов, которую последние сыграли в отношении русофилов Галиции.

В пользу данной версии возможного развития событий свидетельствует вся история межвоенных украино-польских отношений в Галичине. Та же ОУН до сентября 1939 года была прежде всего полонофобской организацией[129]. Да и позже одна волынская резня чего стоит! А репрессии Польши в отношении галицких украинцев, хоть и не были столь жестоки, как геноцид галицких русинов Австрией, но также отличались серьезным размахом. Проводившаяся Ю. Пилсудским политика пацификации не обошлась без внесудебных расправ, под час массовых, а окончательно решившая украинский вопрос в Польше акция «Висла» корнями уходит в политику переселения (под видом эвакуации) галицких русинов во внутренние области империи во время Первой мировой войны.

Таким образом, если русины-украинофилы и могли извлекать из своего союза с венским кабинетом, направленного против русинов-русофилов, какую-то выгоду, то это была выгода тактическая. Стратегически союз был проигрышным. Применявшаяся же к их оппонентам, при их поддержке, практика решения идеологических и политических вопросов при помощи геноцида, с неизбежностью влекла применение впоследствии аналогичного метода и по отношению к ним.