Галиция против Новороссии

Несмотря на то что присоединение Галиции к Российской империи не являлось одним из внешнеполитических приоритетов Петербурга накануне войны, с началом боевых действий такая цель появилась. Она, конечно, уступала по своей значимости задаче установить полный русский контроль над проливами Босфор и Дарданеллы, к тому времени сто пятьдесят лет, со времен Екатерины II, описываемый формулой «вернуть крест на Святую Софию». Не исключено, что Россия при заключении мирного договора отказалась бы от Галиции, использовав ее в торге за решение более приоритетных проблем. В конце концов, нищая, дополнительно разоренная войной провинция – не большое приобретение для империи.

Однако факт создания генерал-губернаторства сразу же после оккупации Галиции русскими войсками в 1914 году, свидетельствует о том, что намерение аннексии Галиции существовало. Об этом же свидетельствуют и официальные документы, в том числе российские требования по послевоенному переделу территорий, предъявленные союзникам. То есть по возможности Россия желала все же сохранить Галицию за собой.

У этого желания есть как минимум две логичных причины. Во-первых, со времен Ивана III российские государи позиционировали себя, как единственные легитимные наследники первых Рюриковичей – князей-единодержцев древней Руси. Галиция оставалась последним осколком русских земель, все еще находившимся в тот момент под иностранным управлением и не возвращенным под скипетр русского монарха. Идея восстановления державы, сформулированная еще в конце XV века, властно требовала закончить собирание русских земель. Сегодня бы сказали, что необходимо было завершить геополитический проект.

Во-вторых, в начале XX века, накануне Первой мировой войны, Петербург уже столкнулся с распространением на Юг России и в Малороссию ереси взращенного австрийцами и поляками украинства, раскалывавшего единый православный народ, подрывавшего позиции империи на стратегически важном Юге, не так давно, по историческим меркам, отвоеванном у Турции и являющемся плацдармом для дальнейшего движения к Константинополю, проливам и на Балканы.

Так же, как австрийцы имели все основания опасаться русинского русофильства, и Российская империя должна была стремится к уничтожению украинской бациллы русофобии. Не случайно сегодня политический украинец, как правило евроинтегратор, действующий под лозунгом «геть від Росії». Эта особенность украинства была отчетливо заметна уже тогда. При этом необходимо помнить, что украинство в то время действовало еще и под общесоциалистическими лозунгами. Подавляющее большинство (если не все) из политических сил, действовавших на территории Российской империи и позиционировавших себя, как украинские, были одновременно и социалистическими, и революционными. То есть стремились к насильственному свержению российского самодержавия. И эта последняя цель была у них приоритетной, что подтверждается последующей деятельностью Центральной Рады, которая свержение самодержавия поддержала сразу, но свои отношения с Временным правительством стремилась строить на началах автономии в составе России, а лозунг независимости выдвинула вынужденно, лишь после захвата власти большевиками, которые сами не собирались мириться с властью Рады в Киеве.

Следовательно, петербургское правительство логично стремилось к подавлению украинства и как потенциально сепаратистского (а на тот момент еще даже не вполне автономистского), но в большей мере как социалистического и революционного движения, смыкавшегося с другими врагами династии Романовых в намерении ниспровергнуть монархию. Но подавить украинство, не контролируя территорию его зарождения и распространения – Галицию, было невозможно. Таким образом, интересы внутренней безопасности империи требовали аннексии Галиции.

В то же время необходимо трезво оценивать австрийскую ситуацию, чтобы понимать принципиальный характер сохранения суверенных прав на Галицию для австрийского правящего дома. Австро-Венгрию тогда не случайно называли «лоскутной монархией». Германский, первоначально государствообразующий, элемент к концу XIX века практически растворился в инонациональном, в большинстве своем славянском, море. Империя скреплялась только за счет признания, по умолчанию, суверенных прав монарха на отдельные ее территории. Признание права австрийских русских на присоединение к своему национальному государству, вопреки династическим правам австрийского императора[130], было бы для Австрии созданием опасного прецедента: если можно Галиции, то можно и другим. С учетом сильных пророссийских настроений среди славянских подданных империи (кроме поляков), можно было смело прогнозировать полный развал австро-венгерской государственности (и без того непрочной).