Галиция против Новороссии

«Война, которая нанесла нам столько болезненных ударов, должна, наконец, основательно прочистить атмосферу галицкой публичной жизни от москвофильства», – с удовлетворением отмечала газета «Діло»[134]. Если накануне войны российское консульство во Львове считало, что «приблизительно половина малороссийского населения Галиции принадлежит или сочувствует русской партии»[135]

, то по окончании войны ситуация кардинально меняется[136].

В целом можем констатировать, что геноцид оказался единственным инструментом, позволившим Австро-Венгрии формально достичь своих целей в Галиции, в частности, изменения исторической памяти, языка и политической ориентации ее населения. Правда, стратегически самой Австро-Венгрии это не помогло, но это не отменяет опасного соблазна для некоторых политических сил попытаться повторить австрийский опыт сегодня, в надежде, что им повезет больше. В конце концов, история учит нас тому, что даже миллионы и десятки миллионов жертв, положенные на алтарь исторического опыта, оказываются бессмысленными, и следующие поколения, с упорством, достойным лучшего применения, повторяют самые бессмысленные ошибки и самые гнусные преступления своих предков.

«Русское движение так и не оправилось от Талергофского разгрома», – констатируют современные исследователи[137]. «Почти все лучшие представители интеллигенции, духовенства, крестьян, рабочих были физически уничтожены»[138]

.

Но и для самой Галиции, теперь уже Галичины, геноцид сыграл отрицательную роль. Казалось бы, украинофильская фракция выиграла гражданскую войну за счет геноцида своих оппонентов-русофилов, учиненного австрийскими руками под благовидным предлогом защиты отечества. Однако в результате Галичина, перестав быть русской Галицией, не стала ни австрийской, ни польской. Нельзя сказать, чтобы она стала и украинской. Самоназвание галичане осталось до сих пор, и потомки жителей бывшей Галиции четко отделяют себя от населения всей остальной Украины, что неоднократно отмечали исследователи, принадлежащие к разным политическим лагерям, в том числе и к националистическому. Не случайно в 1918–1920 годах объединение УНР и ЗУНР состоялось лишь формально, настоящего слияния не произошло.

Более того, начавшись как внутрирусинская культурологическая дискуссия, приобретя затем характер политического движения, став после Первой мировой войны этнообразующим фактором в Галиции, превратившим ее при помощи геноцида русофилов в Галичину, украинофильство и сегодня выдвигает те же требования, что в 1914–1918 годах. Только теперь речь идет об искоренении русского этнического компонента не в отдельно взятой австрийской провинции, а во всех, объединенных в Украину, землях Малороссии, Новороссии и Слобожанщины.

Если в землях к востоку от Збруча превалирует восприятие украинства как гражданства, то в бывшей австрийской Галиции на первое место выдвигается этнический характер украинства. Причем русская, русскоязычная или русофильская часть Украины, по старой галицкой традиции времен Талергофа, рассматривается в качестве предателей, или, в крайнем случае, неполноценных граждан, которым требуется прохождение дерусификации.

Выше уже приводились многочисленные примеры полного совпадения действий, намерений, оценок и взглядов австрийских властей, русинов-украинофилов и нынешних украинизаторов. Красной нитью сквозь них проходит русофобия. Однако, что было понятно (возможно даже естественно) для одного из многих культурно-национальных, а затем и политических движений отдельной австрийской провинции, является абсолютно неприемлемым для современного многонационального государства, каковым является Украина. Тем более, для государства, определившего своей целью вступление в отвергающий этническую унификацию Европейский Союз, одна из концепций развития которого предусматривает трансформацию из союза стран в союз регионов.

Культурное и лингвистическое противостояние традиционного русского и вновь обретенного украинского этнического субстрата, характерное для Галиции рубежа XIX–XX веков, и во многом предопределившее трагедию Талергофа, повторяется в современном украинском государстве. Только на него уже накладывается и традиционное политическое противостояние двух, компактно расселенных по Украине общин, а также, чего не было в Галиции, противостояние конфессиональное[139]. И так же, как украинцы считают малороссов «пятой колонной Кремля», малороссы считают украинцев (постгеноцидных галичан, забывших о своем русинстве) «пятой колонной» Запада.