Галиция против Новороссии

Наконец, точно так же, как и в Галиции сто лет назад, дискуссии о государственном языке, форме государственного устройства, этнических корнях, внешней политике и торгово-экономических приоритетах стали делом узкого круга так называемой украинской интеллигенции. Так называемой потому, что ни с классической, жертвенной русской интеллигенцией, ни с советской интеллигенцией, названной Солженициным образованщиной, они не имели ничего общего. Они не были ни жертвенны, ни образованны, равным образом не были они обременены и культурным багажом. В своем большинстве это были либо быстро перекрасившиеся худшие представители партийной, советской и комсомольской элиты, либо постепенно вытеснявшие их с начала 90-х годов выходцы из глухих западноукраинских сел и маргинальных слоев населения, из которых при помощи американских и европейских грантовых программ вырастили журналистов, политологов, экономистов и прочих экспертов – лидеров общественного мнения.

Участие русской интеллигенции (или русскокультурных интеллектуалов) Украины в этой дискуссии было ограниченно и быстро сведено практически на нет. Ее позиция, заключавшаяся в необходимости строить многонациональное государство на федеративных основаниях, была практически сразу же отметена. На государственном уровне было принято решение о создании унитарного государства-нации на основании националистических украинских (по факту – галицийских) концепций.

Различие ситуаций в Галиции в 1914 году и на Украине в 2014 году заключалось в том, что галицийские крестьяне ни сном, ни духом не ведали о галицко-русском концептуальном противоборстве и определяли себя – украинцами, русинами, «руськими» или еще как-то – в зависимости от указаний своего пароха (сельского священника, в Галиции, как правило, униата, хоть были и православные), вовсе не понимая, что это значит. Граждане же современной Украины при помощи СМИ оказались в курсе идеологической борьбы и, тем не менее также не понимая ее смысла (в том числе не понимали и продолжают не понимать его люди с одним или несколькими высшими образованиями), сделали квазисознательный выбор и причислили себя к одному из лагерей.

Таким образом, конфликт, свидетелями которого мы сейчас являемся, стал неизбежным с начала 90-х годов. Он мог разрешиться компромиссом в виде федерализации и двуязычия, но мимо этой возможности украинские власти прошли, окончательно похоронив ее в 2000 году, когда парламент отказался ратифицировать результаты референдума по предложенной тогдашним президентом Кучмой конституционной реформе, предполагавшей создание двухпалатного парламента, что неизбежно влекло за собой федерализацию.

Проблема могла разрешиться разделом страны или превращением ее в конфедеративное образование из двух или более частей. Первый раз такая возможность промелькнула в ходе противостояния 2004 года (первого майдана), когда регионы Юго-Востока на съезде в Северодонецке отказались подчиняться Киеву, если там к власти придут мятежники. Однако тогда государственный переворот в Киеве прошел бескровно (была даже сохранена видимость конституционнсти), и окончательный разрыв не состоялся. Второй раз такая возможность появилась у официального Киева в марте 2014 года, когда регионы Юго-Востока вновь отказались подчиняться нацистскому правительству, пришедшему к власти в Киеве в результате вооруженного переворота, и потребовали федерализации, а фактически конфедерализации страны. Собственно, отказ Киева от переговоров и ставка на силовое подавление протестов и дали старт идущей ныне гражданской войне и фактическому силовому уничтожению Украины, поскольку сегодня говорить о ней как о полноценном государстве, имеющем хоть какую-то перспективу, в принципе невозможно.

Следует отметить, что процесс нарастания данного конфликта был обеспечен не только объективно совпадающими интересами радикальных украинских националистов (нацистов), желавших построить государство одной нации, и украинского олигархата, которому необходимо было обосновать свое право на бесконтрольное ограбление доставшейся территории. В создании «украинской Украины», видящей в России своего главного (а на данном этапе и единственного) врага, были объективно заинтересованы Соединенные Штаты Америки.

В общем-то, и компромисс между русской и галицийской Украинами оказался невозможным именно потому, что галичане, чувствуя за собой поддержку украинской власти (достаточную, чтобы подавить внутреннее сопротивление) и поддержку мирового гегемона – США (достаточную, как они считали, чтобы исключить возможность внешней поддержки русских Украины), не желали идти ни на какие компромиссы и уступки. Компромиссом в их понимании было безоговорочное принятие их позиции.