«Чертов Иллинойс. Чертов Чикаго. Чертов Пригород!» – мысленно проклинала все детектив Маркес. Ей, как закоренелому обитателю джунглей из стекла и бетона, была противна местная прилизанность полусельской жизни, весь ее вялотекущий и спокойный уклад. Добивая очередной стакан кофе из местной забегаловки, Анна снова выругалась, понимая, что та бурда, которую ей лили в картонный стаканчик, была без кофеина, да еще и с сахарозаменителем. Ей бы сейчас не помешал напиток из разряда «strong», а не «light», и еще лучше с рюмкой добротного выдержанного коньяка в придачу. Но, черт возьми, только кофе без кофеина, ибо: «Мэм, скоро уже полдень, вечером вам нормально не заснуть». Заснуть вечером! Что за полоумный вообще может ложиться спать вечером? В городе начинается самое веселье, а здесь… Скука, сука. Как же все бесило.
Закурив очень крепкую сигарету, провезенную практически контрабандой из Нью-Джерси, Маркес опустила окно машины, выдыхая дым на улицу. Местный патрульный настолько рыхлый и полный конституции, что напоминал зефирного человека в полицейской форме, постучал ей в приспущенное стекло:
– Мэм, здесь нельзя курить, – строго посмотрел на нее гроза кошек, залезавших на дерево, и заблудившихся псов с ошейниками из, мать ее, мулине.
– О, прошу прощения, – скептически скривившись, Маркес затушила бычок в стаканчике с невыносимой бурдой и поставила ее под сиденье.
Все равно допивать ее она не собиралась. Это была та еще дрянь, к тому же без кофеина. Пригород одним словом, здесь даже потравиться нормально нельзя. В какой-то момент Маркес поймала себя на мысли, что очень хорошо понимает Элли Мейсон, свинтившую из родительского дома и погрузившейся в пучину праздной и отвязной жизни с головой. У любого нормального человека из города в этом царстве клетчатых пижам и завтраков на веранде мозги вставали набекрень. Правда, бродившим мимо ее грязной Хонды и бросавшим косые взгляды на запыленные номера Штата Садов казалось, что голова набекрень – это как раз про закурившую в машине дамочку.
Доказано и факт: можно вывезти леди из Луизианы, но не Луизиану из леди, и других штатов это правило тоже касалось. Маркес усердно выискивала место для легального перекура, дабы ничем не смутить бравых поедателей теста в глазури, важно расхаживающих, святая Мать Мария, с шокерами на ремне. Вылезая из машины и проходя мимо парочки сельских патрульных, Маркес не сдержалась и закатила глаза, плотнее спрятав под куртку значок и табельное. Она почти дошла до знака, обозначавшего официальную зону для курения, где собирались любители закоптить себе легкие, как ветряной порыв поднял пыль с тротуара и загнал ее прямо Анне в глаза. «Лысый хер!» – злилась про себя женщина, вытаскивая из глаз песок, и, стиснув зубы, сдерживала ругательства, рвавшиеся наружу сразу на двух досконально освоенных языках.
Ветряной порыв принес с собой не только пыль и прошлогодние листья, но и что-то еще. Что-то, что Маркес не успела рассмотреть, когда в глаза попала мелкая и едкая крошка. Это что-то было прямо перед ней, на самом виду, но Анна никак не улавливала, что же именно отвлекало ее от режущего ощущения на склере под веками. На пару мгновений Маркес будто заметила нечто сродни ей, знакомое, свое. Что-то, к чему хотелось бежать со всех ног, но, проморгавшись от пыли, Анна еще раз осмотрела тротуар и не нашла там ничего занимательного. Пожилые дамы с жуткой химией на головах в безвкусных нарядах проходили мимо, перемывая косточки чате Мейсонов. Припомнили, что какой-то сосед взял их газонокосилку без спроса, хоть дело было, когда президентом был еще Джордж Буш и даже не Младший. Прошлись колкими фразочками по мадам, чей дом стоял на углу, и, поджав намалеванные морковным цветом губки, отметили, что ее образ жизни не совсем соответствует жителям их поселка, занавески у нее в спальне безвкусные, а еще она та еще шлюха, да и почтовый ящик у нее совсем разболтался.
«Неудивительно, она же шлюха», – хихикнула Маркес на слова пожилых сплетниц, так и не поняв до конца, что подразумевалось под почтовым ящиком. Скорее всего, приспособление для почты, и ни о каких забавных метафорах речи и не шла. Чего можно было ожидать от пожилых домохозяек, в конце концов, это же пригород…
От окружавшей обстановки, больше напоминавшей дешевый ситком с выключенным закадровым смехом, Анне показалось, что еще немного, и она блеванет прямо на тротуар всей той безкофеиновой бурдой, которую успела в себя влить. Может тогда концентрация пригорода в ней поуменьшится, и ей наконец-то станет хоть немного легче дышать спертым воздухом с запахом печенья и бабушкиного шкафа. Запихнув в рот палочку со спасительной ядовитой отравой, Маркес уже приготовилась вдохнуть родной канцерогеновый смог, как вдруг над ухом:
– Ганс Гримм слушает, – произнес мужчина поодаль.