Она на открытом пространстве, в магазине осталось всего пара-тройка патронов. Спасения ждать было неоткуда, но надо головой опять глухие звуки ударов, затем визг тормозных колодок вдалеке и вонь паленой резины, растекшаяся в прохладном воздухе. Никаких выстрелов. Тишина и шорох тяжелых шагов. Янг не поднимала головы, но отчетливо, как и биение собственного сердца где-то в районе горла, слышала, как кто-то приближался к ней, и только крепче сжала рукоять пистолета. Человек подошел очень близко и остановился. Шорох материи и кто-то трогает ее за плечо. Эллен быстро и резко вскидывает ствол в сторону человека, но тот за неуловимое человеческому глазу движение выбит из руки, а запястье плотно сжато в стальной хватке, грозившей раздробить кости, и после, словно сама темнота заговорила с ней.
– Вы в порядке? – низкий, глухой и немного искаженный голос мало напоминал человеческий. – Мисс? – кто-то легонько тряхнул ее.
Эллен разжала веки, зажмуренные от боли в руке. Она не поверила глазам ни на секунду. Это же ложь, сказки и выдумки, городские легенды, чтобы запугивать местную гопоту, но темнота смотрела на нее из-под черного капюшона темными, почти черными глазами.
– Я… – Янг опешила, а слова потерялись на пути от мыслей ко рту.
– Вы в порядке? – сильные руки снова легонько тряхнули ее и потянули вверх, будто она пластмассовая и пустая внутри, а не человек с реальным весом.
– … в порядке, – автоматически повторила она последние слова человека, рассматривая его, если он, конечно, был человеком. Но кем бы он ни был, он был! Он был настоящим. Перед Эллен сейчас стояла тот самый Кельт из полицейских сводок и заголовок газет и новостных сайтов. Как в том репортаже, где он спас девушку в ботаническом саду. Это была нордэмская справедливость, материальная, во плоти, еще и говорила с ней.
– Стоять можете? – спросила ее темнота, плавным, как на эскалаторе, движением ставя девушку на ноги, а затем осторожно отпуская, но придерживая.
– Я… – Эллен не смогла сформулировать мысль, но когда ее взгляд хоть немного сфокусировался, вгляделась в человека перед ней. Это без сомнения был живой человек из плоти и крови, и очень сильный, судя его хватке на плечах Эллен.
– Спасибо, – выдохнула она, задрав голову кверху, чтобы смотреть в зияющие чернотой глаза, – наверное, – совсем неуверенно добавила она, и руки с плеч исчезли.
– Так это правда? Вы живы? – ни секунды не верило наивное нью-йоркское чудо, стоя на ватных ногах перед символом Нордэма.
– Пулей не зацепило? – человек проигнорировал ее вопрос.
– Я думала, что вы всего лишь пугалка для бандитов, – Эллен обхватила себя руками и ойкнула, резко отдернув правую, которую в районе запястья обожгло болью.
Кельт грубо схватил ее за локоть и осмотрел руку в том месте, где так опрометчиво схватил девушку, выбивая ствол.
– Перелома нет, – констатировал он. – Только растяжение, – и отпустил руку Эллен, но все еще внимательно смотрел на нее, давя тяжелым затягивающим взглядом.
Эллен молчала, рассматривая мужчину как можно внимательнее. Не только из любопытства, но и из профессионального интереса. Не каждый день встречаешь настоящего рыцаря пусть и не в сияющих, но в доспехах. Плевать, что это курка и капюшон толстовки. И уж тем более не каждый день он спасает тебя от верной смерти.
– Вы неместная? – Кельт смотрел на нее с сочувствием и воспринял ее вопрос как последствия шока.
– Я из Нью-Йорка – невнятно пролепетала Янг, на что мужчина только кивнул, и Эллен показалось, что она поймала слегка удивленный взгляд на себе.
– Так, так, так, – неожиданно раздалось за их спинами, и звонкий голос отразился от самих небес, проникая в головы.
Он так и не обрел очертаний, доносясь сразу отовсюду. Отскакивал от стен гулким эхом и дребезжал в ушах тем самым протяжным звоном, как тот, что остался после взрыва. Голос скрывался во мраке, прятался на неосвещенном пространстве и тенями протягивался к ним, почти касаясь. Ехидство, холод, желчь, которыми тот был пропитан, обжигали кожу, на пример распыленного в воздухе ядовитого реагента. У тьмы есть голос, и сейчас она заговорила. Он не искажен намеренно и звучит вполне по-человечески. Только в отличие от глухого скрежета Кельта, в живом голосе тьмы не было самой жизни. Там было ничего, звенящее переливами металлических колокольчиков и разлетавшееся соловьиной трелью по воздуху. Это пустое и оглушающее ничего обрушилось на них, когда тьма опять заговорила.
По ту сторону обложки