Эванс же не отреагировала на попытки сопротивления и оттолкнула дрожавшую кисть его руки. Бережно и методично девушка продолжила стаскивать с него промокшую ткань, чтобы заменить новой. Свежая сорочка несла с собой стойки запах антисептика и прикрыла обработанные швы на груди молодого человека. Что не говори, а Лиам, правда, родился в рубашке. От пули он отделался если не легко, то точно минимальным ущербом, и все новости о его критическом состоянии были обычной газетной уткой, выставлявшей Лиамеля Ларссона мучеником и героем, а полицию города – безмозглыми идиотами, неспособными выполнять свою работу. Подходящая для составления имиджа вышла ситуация. Выгодная для Ларссонов, проигрышная для копов. Социальный институт общественности еще никто не отменял, и в нем Лиам защитил звание всенародного героя, защитив брата. Убойный вышел бы каламбур, да стрелок у Романо оказался криворуким.
Аккуратно натягивая чистую рубаху и закрепляя завязки на спине Лиама, девушка не слышала гнетущей тишины. Та будто нарастала, увеличивалась в размерах и в итоге лопнула с вопросом:
– Ты же сказала: «Да», верно? – уточнил Лиам.
– М? Ты об этом, Ли, сейчас не лучшее время… – начала причитать Эванс.
Прокрастинация – отличный способ решения проблемы, особенно, если проблема нерешаемая. Сейчас Ли уверен, что поступает правильно, а потом пожалеет о своем поступке и сделает всех вокруг виноватыми в собственных бедах. Сколько раз такое уже случалось, Эванс не могла и сосчитать. Если когда-то она могла подстраховать друга и тащить его эмоциональный груз на себе, то на этот раз она, как Боливар, не выдержит двоих. Выбирая между Лиамом и Ником, ожидаемо, что выбор будет сделан в пользу сына.
– Ты. Сказала. Да! – отчеканил Ли бледными бескровными губами, сжав их от обиды, и неотрывно смотрел на нее.
Солнечный свет упал на бледное лицо, и кожа, покрытая потом, заиграла мелкими искрами. Заблестела чешуей, что полоз отрастил со дня его последней линьки, когда он извивался под вилами реалий и выманивал добычу сладкими речами о ценности крепких союзов и святости брачных уз.
– Ты сказала: «Да», – мягко добавил он, сплетая пальцы с пальцами девушки.
– Что ты все заладил… – замолчала она, когда Ларссон поднес ее руку к губам и поцеловал тыльную сторону, а затем об нее щекой, на которой уже начала пробиваться колючая щетина. Полоз оплетал жертву невидимыми кольцами, чтобы сжать в необходимый момент и не выпустить на волю.
Эванс вздохнула. Все повторялось с точностью, как и прошлый раз. Она опять стоит рядом с ним в заляпанной больничной накидке, как шесть лет назад в испорченном лабораторном халате в день, когда стала его женой. Правда, тогда ненадолго. Только до рождения Ника, но замужем Миа уже была, и ей не понравилось. Видимо, поэтому сын у нее только один. Что до старого халата в ее шкафу… Все же хранят подвенечные платья, даже если разводятся. Конечно, можно было последовать примеру предприимчивых барышень и продать свое, но вряд ли заляпанный фенолфталеином халат с эмблемой криминалистической лаборатории Нордэм-сити вообще кто-то купит. Лучше пусть уж он пылиться в шкафу и напоминает о прошлых ошибках. Точнее, о прошлых ошибках Лиама, в число которых попала и сама Эванс.
– Ли, ты серьезно? Опять? – устало спросила она, удивляясь, что бомба опять угодила в ту же воронку.
– На колени я уже вставал, – возмутился Ли и отрицательно помотал головой.
Эванс и не собиралась просить его повторить этот подвиг, а только развела руками. Спорить с сыном Софии Ларссон бесполезно. Если Адама еще можно было вразумить логичными доводами и весомыми аргументами, то с Ли этот номер не пройдет.
– Так что не увиливай, – немного пристыдил он подругу и крепче сжал ее руку.
– Ладно, – смирилась она, наконец, с настырностью капризного засранца с глазами цвета серпентина. – Я сказала да, – подтвердила она, что мерещилось Лиаму в ночных галюнах, и молодой человек просиял от ее слов. – Но! – тут же предостерегла девушка и выставила указательный палец в предупреждающем жесте. – Если ты вдруг передумаешь, – сощурилась Эванс.
– Я не передумаю, – с уверенностью кивнул Ли и не стал ее дослушивать.
– И я не буду менять фамилию, – Эванс не только начала урезать Лиаму ставку по его основному вкладу, но и накидывала грабительский процент за сделку.
– Хорошо, тогда я возьму твою, – Ларссон же настаивал на откате, причем исключительно за красивые глаза. – Милая, не выкручивай мне яйца и поцелуй меня, – спасая себя от битья облеванной сорочкой, спровоцировал он подругу.
– Конечно, дорогой, – оскалилась девушка и впилась в Лиама таким поцелуем, что у парня подскочил пульс от нехватки воздуха.
– А теперь серьезно, Ли, – вытерев рукавом халата, мерзкий вкус рвотного поцелуя спросила его Эванс. – Ты что творишь, дебил? – и действительно, когда свидетелей не было, можно было и не играть.
– А теперь серьезно, дорогая моя, – так же резко ответил Лиам. – Я серьезен, как никогда, и ты согласилась, думала, я шутки шучу? – негодовал он.