Гамбит. Конь без масти

– Нет у меня никакого парня, – усмехнулась Эванс и опустила глаза. – Сублимация собственных страхов на разовой основе, – конкретизировала девушка и немного смутилась. – Стокгольмский синдром, – и перевела на него тяжелый взгляд.

Тучи в грозовом небе сгустились, и дождь намеревался хлынуть в любую из последующих минут. Когда-нибудь он обязательно прольется, но не по душу Лиама. По крайней мере, не в том контексте, в котором бы он хотел. Битву за сердце полоза она выиграла уже давно. Жаль, что первым это понял только Ричард. Но тело и душа так отстаивались подвешенными между тем, что Лиам имел и тем, что ему хотелось иметь. И в прямом и в фигуральном смысле, как ни прискорбно было бы это отметить.

– Прости, – выдал он запоздало лет эдак на шесть, но лучше уж поздно, чем не сказать вовсе.

– Да забей, – отмахнулась та, стокгольмский синдром которой стал частью ее личности, а затем и основополагающей частью отношений с Лиамом.

– Я же серьезно, Ми, – Ларссон опять сплел свои пальцы с ее.

– В том и проблема, – и выдергивать руку из хватки полоза она не стала. Так будет больнее от него избавиться, так больнее для нее все это принять.

Тишину и равномерный монотонный писк в палате прервал стук в дверь, в которую осторожно просунулась голова следующего визитера.

– Привет, к вам можно? – спросил Фрей, выглядывая из-за спины Эванс, и на цыпочках прошел внутрь.

– Конечно, мистер Лориан, – Эванс натянула на себя милую приветственную улыбку и жестом подозвала его к койке.

– Я на минуту, только поздороваться с вами, – Лориан крался нашкодившим котом, которого грозили вышвырнуть за шкирку.

По мере приближения Лориана к койке писк кардиографа начинал нарастать, а хватка Лиама на пальцах Мии усилилась и уже грозила оставить на ее руке синяки, но Эванс все еще не отпускала его руку.

– Как у тебя дела? – Рей улыбался бескровными губами и говорил извиняющимся голосом.

Он встал за спиной Эванс и выглядывал из-за ее плеча, пронзая взглядом темно-синих глаз, под которыми залегли глубокие тени, а по бокам выступили первые признаки мимических морщин. Рановато для человека возрастом в четверть века, но бессонница, как известно, пленных не берет. Лиам не мог ничего ответить из-за громкого и участившегося писка кардиографа, на котором кривая гуляла, как попало, и куда хотела. От ровных зубцов систолы не осталось и следа, зато следы точно останутся на руке Эванс.

– Хорошо, спасибо, – наконец-то вздохнул Ларссон, очнувшись от головокружения из-за заходившегося сердца.

– Фаршированный крот, – тихо сказала Эванс, глядя на кардиограмму, и перевела взгляд на Лиама. – Мне пора, счастливо, – попрощалась она.

– Ми, стой, мы не договорили, – Лиам попытался ее остановить.

– Я услышала все, что хотела, Ли, отдохни, – поцеловав его в лоб, она выдернула руку с покрасневшей от его хватки кожей. – Счастливо, – бросила она на прощание. – Мистер Лориан, – а ему лишь учтиво кивнула.

– Мисс Эванс, – он ответил ей с той же вежливостью и встал на ее место.

Писк кардиографа опять стал громче, подгоняя подступившую к ее горлу слезы обиды и внезапно накатившую апатию. Выйдя в коридор, Эванс поплелась к холлу, где на диване Ник с дядей увлеченно о чем-то болтали. Со стороны они выглядели счастливыми. Лиам тоже так выглядел, правда, когда в комнату вошел Фрей. Эванс невольно стало любопытно, испортит ли она своим появлением и общение Адама с Ником, как стала третьим колесом минутой ранее. Девушка неслышно опустилась рядом с ними, и Ник перетек на колени к матери, продолжая рассказывать что-то дяде про какую-то собачку. Она молчала, не желая прерывать рассказ Ника. Только обняла сына, прижала ухо к его груди и слушала, как бьется его сердце. Застучало весенней капелью и мартовским ливнем.

– Эванс? – Адам заметил ее странное состояние, хотя чего в нем странного. Это же Эванс. Для нее странность абсолютная норма. Он отпустил бы в ее сторону пару шуточек, но не при Нике же. Он пример для подражания у ребенка, и Адам всегда оправдывал это звание, будь они прокляты, долбанные рыцарские принципы.

– Вы были правы, сэр. У меня стокгольмский синдром, – сухо констатировала она. Закрыла глаза и обняла Ника крепче.

Адам серьезно посмотрел на нее, но опять сдержал порыв едко и колко ответить, покосившись на ребенка.

– Прости, я не хотел обидеть, – и он сам не понял, как извился за прошлую грубость.

– Я не обижаюсь на правду, мистер Ларссон, это по вашей части, – она колола его от обиды, хотя Адам был совершенно не причем. – Простите, это не ваша война, – вздохнула она.

– Ты же понимаешь, что он это несерьезно? – спросил Адам, подсаживаясь ближе, чтобы сохранить конфиденциальность разговора при большом количестве лишних ушей. – Это же Лиам, – Адам взывал к разумному, но видел, что разумного в окружающем их хаосе остается все меньше.

– Я-то понимаю, но спорить с ним бесполезно, вы же знаете, – поднесла она руку к лицу, убирая упавшие волосы назад.

Если бы Адам мог, он бы присвистнул. Наконец-то ему удалось донести до нее прописные истины.