Гамлеты в портянках

— Вы мерзавец, фамилия сержанта — Птица. Это не всё. Сержант ушёл в соседний батальон, а Вы… тварь. Это ещё не всё. Птица ушёл проведать своего земляка, а Вы даже хуже, потому что заставляете Павлушкина делать то, что здесь презирают все. Даже такие, как Вы. Но и это ещё не всё. Тронете Павлуху или Боба — стукану комбату. Да-да, стукану, — что смотрите? Начну закладывать так, что об алкоголе будете только мечтать, тенью Вашей стану.

— Что???!!! — заорал Коганов. — Сгниёшь у меня! — Старший лейтенант ударил курсанта в глаз.

Леденёв отпечатался в сугробе, но подниматься не спешил. Он приложил снег к рассечению, опёрся на локоть и, как ни в чём не бывало, занялся снизу опросом товарищей:

— Кто-нибудь что-нибудь видел?.. Ты, Бабанов?

— Нет.

— Ты, Павлушкин?

— Что-то сегодня глушит и слепит.

— Мультик?

— Я убираюсь вообще.

— Скатов?

— Да вроде нет.

— А чё ты тогда лыбишься, Скатов?

— Я — нет. Я вообще серьёзный.

— Ты в душе лыбишься, Скатов. Я вижу. Ты, наверное, подумал, что я — красный[42], а товарищ старший лейтенант…

— Ничего я не думаю, — перебил Скатов. — У меня вообще пусто в голове.

— Я убью тебя, если у тебя полно в голове.

— Я знаю.

— А я знаю, что у нас нет красных в батарее. И не будет! А синяк — это я в умывальнике поскользнулся. Потому что скользко. Вечно дневальные воды пональют, и мы падаем… Какие будут приказания, товарищ старший лейтенант?

— Занимайтесь.

Леденёв поднялся рывком и бросил:

— Глушит что ли?! Занимаемся!

Взгляды Коганова и Леденёва пересеклись и за три секунды наговорили друг другу с три короба.

— Остаёшься за старшего, — приказал проигравший офицер победителю-курсанту и понёс руку к козырьку.

Увидев движение Коганова, Леденёв рванул ладонь к шапке с такой скоростью, с какой спринтеры уходят со старта. Рука курсанта взяла под козырёк на долю секунды быстрее руки офицера. Это была ещё одна маленькая победа, великодушно отданная побеждённому на финише.

Спустя две минуты после ухода старшего лейтенанта Коганова, на горизонте появился пехотный прямоугольник, площадь которого сразу стали вычислять артиллеристы. «Высота — три человека, — прикидывали они. — Ширина — десять человек. Площадь равна десять ю три».

— Их тридцать, — обратился Павлушкин к Бабанову. — Рослые, сука. Гориллы. Гранатомётный взвод на уборку кинули.

— Тридцать один, — поправил Бабанов. — Сержика забыл посчитать.

— Нас меньше.

— Как всегда.

— Слышишь, как шаг ломают?

— Ага, не к добру. Если бы нас в поле зрения не было, я бы сказал, что они попросили сержика ноги разогреть, но сам понимаешь.

— Встряли, короче, по полной.

— И не слиняешь ведь. Впереди — «махра», позади — сержики наши. Хошь, не хошь — полезай в герои.

— Тоже мне герои… Я вот, например, до сих пор не догоняю, храбрые мы или нет.

— А ты, Павлуха, крысу в углу зажми. Вот тебе ответ.

Тут Леденёв подошёл к Павлушкину и Бабанову и сказал:

— Делаем коридор, интервал друг от друга — пошире, как будто мы не дрейфим, но и не провоцируем.

— Ну ты и стратег, Кутузов отдыхает, — покачав головой, заметил Павлушкин и обратился к Бабанову: «Теперь точно — дураки России посмертно».

— Хоть не пожизненно и то плюс, — кисло улыбнулся Бабанов.

Целенаправленная беззащитность, сконструированная артиллерией, озадачила старшего сержанта пехоты Толканова.

Как будто не видят, кто идёт, — подумал он и приказал своим: «Чётче шаг, обезьяны! Крошить асфальт, а то пожрёте у меня сегодня!»

Никакого внимания со стороны артиллерии.

— Дорогу «махре», пидоры! — сорвался на крик Толканов. — Чё не видите, кто идёт?! Смерть ваша идёт, пидоры!

Получив пощёчину, артиллеристы ватно-вяло сообразили коридор для пехотинцев; мол, не боимся, а с численностью неприятеля только остолопы не считаются.

Проход, организованный «фейерверками», получился узким. Каждый инстинктивно хотел быть ближе к товарищу напротив.

— Уважайте себя, сколько вам будет угодно, — как бы говорили равнодушные лица артиллеристов. — Хоть до посинения. Мы вам в этом не только не препятствуем, но и помогаем по возможности, хоть нам до вас никакого дела нет.

Двоякое чувство было у Толканова от поведения артиллеристов. Они вроде бы и не проигнорировали его приказ, несмотря на то, что курсантам строго запрещалось подчиняться чужим сержантам, и в то же самое время своими неторопливыми действиями дали ему понять, что он всего-навсего незваный гость, которому с холодной вежливостью угождают хозяева положения.

— Как для зэков проход, а эти, типа, охрана по бокам, — вспомнилась Толканову отсидка по малолетке, и он заорал: «Шире, пидоры!!!

Он хотел крикнуть «шире коридор, пидоры!», но от бешенства забыл вставить слово «коридор». Приказ отдавался артиллеристам, но это поняли только умные пехотинцы, которых в колонне было ровным счётом восемь.

Остальные курсанты «махры» отнесли команду старшего сержанта на свой счёт. Они решили, что Толканов хотел крикнуть «шире шаг, пидоры!», поэтому выбросили левые ноги вперёд так, что чуть не сели на шпагат.