— К сожалению, мистер Сгорбс, боюсь, очень неважно себя чувствует, очень и очень неважно. С самого финала кубка. И неудивительно — он переутомлён. Он уже не так молод — хотя, разумеется, по-прежнему прекрасный руководитель, блистательный ум. Но организация финального матча оказалась полным фиаско для всего министерства, к тому же мистер Сгорбс пережил личное потрясение из-за неповиновения этого его домового эльфа, Блинки или как бишь её. Естественно, он её тут же уволил, однако — ну я же говорю, он не молодеет, за ним нужен уход, и мне кажется, после её увольнения дома комфорт уж не тот. А нам тем не менее нужно было организовывать Турнир и исправлять последствия произошедшего на финале — эта отвратительная Вритер вилась вокруг нас как муха — нет, он, бедняга, заслужил спокойное, тихое Рождество. Он знает, что у него есть на кого положиться, есть кому заступить на его пост; мистер Сгорбс может быть спокоен, чему я очень рад.
У Гарри зачесался язык спросить у Перси, перестал ли уже мистер Сгорбс называть его «Уизерби», но он сдержался.
На золотых тарелках пока не было еды, а перед каждым прибором лежало маленькое меню. Гарри неуверенно взял карточку и осмотрелся — официантов не видно. Думбльдор, однако, внимательно изучил своё меню, а затем отчётливо сообщил своей тарелке:
— Свиная отбивная!
И появилась свиная отбивная. Уловив, как нужно действовать, все остальные за столом тоже сделали заказы своим тарелкам. Гарри покосился на Гермиону: интересно, как ей этот новый способ питания — он сложнее, из-за него у домовых эльфов наверняка значительно прибавилось работы, — но Гермиона, ради праздника, на время забыла про П.У.К.Н.И. Она оживлённо беседовала с Виктором Крумом и едва ли замечала, что ест.
Гарри внезапно пришло в голову, что он никогда раньше не слышал, как Крум разговаривает, однако сейчас тот определённо разговаривал, причём с огромной охотой.
— Што ше, — говорил он Гермионе, — у нас тоше замок, не такой болшой, как ваш, и не такой уютный. У нас всего шетыре эташа, а камины разшигаются толко для волшебства. Но территория у нас болше — правда, зимой мы имеем ошен мало света и не мошем гулят. А вот летом мы летаем каштый ден, над озёрами и горами...
— Виктор, Виктор! — одёрнул Каркаров с улыбкой, так и не достигшей его холодных глаз. — Не выдавай уж нас, пожалуйста, не то твоя очаровательная подруга сразу догадается, где нас искать!
Думбльдор улыбнулся, заблестев глазами:
— Игорь, вся эта конспирация... можно подумать, вы не рады гостям.
— Знаете, Думбльдор, — отозвался Каркаров, демонстрируя все свои жёлтые зубы до единого, — любому из нас свойственно защищать свои частные владения, не так ли? Не все ли мы ревниво охраняем палаты просвещения, вверенные нашему попечению? Не надлежит ли нам гордиться тем, что только нам одним известны секреты наших школ, не должны ли мы их сохранить?
— Что вы, Игорь, я и не мечтаю узнать все секреты «Хогварца», — дружелюбно возразил Думбльдор. — Вот сегодня утром, например, я не туда повернул по дороге в уборную и оказался в великолепной комнате безупречной архитектуры, вместилище превосходной коллекции ночных горшков. А когда я потом вернулся, чтобы исследовать повнимательнее, комната исчезла. Но я теперь буду следить. Возможно, доступ в неё открыт лишь в пять тридцать утра. А может, она появляется лишь при видимой четверти луны — или когда у тебя до отказа переполнен мочевой пузырь.
Гарри хрюкнул в гуляш. Перси нахмурился, но Гарри готов был дать голову на отсечение, что Думбльдор едва заметно ему подмигнул.
Тем временем Флёр Делакёр, обращаясь к Роджеру Дэйвису, критиковала праздничное убранство «Хогварца».
— Это всьё пустьяки, — уничижительно заявила она, обводя глазами сверкающие стены Большого зала. — У нас во двогце Бэльстэк в Гождьество по всьему обедьенному залу гасставльены льедяные скульптуги. Коньечно, они не тают... Они как г'омадные альмазные статуи и блистают. А еда пгосто вьеликольепная! И нам поёт сегенады 'ог дгевесных нимф. И ми не имеем ужасных доспье'ов по стьенам, а если би полтеггейст вздумаль явиться в Бэльстэк, его викинули би вот
Роджер Дэйвис слушал её как заворожённый и всё время промахивался вилкой мимо рта. У Гарри создалось впечатление, что любование Флёр отнимает у Роджера остатки разума и он не понимает ни единого её слова.
— Совершенно верно, — быстро поддакнул Роджер, тоже хлопая по столу, — вот
Гарри оглядел зал. Огрид сидел за одним из преподавательских столов снова в своём кошмарном ворсистом костюме. Он неотрывно смотрел на главный стол. Гарри заметил, как он украдкой помахал, и, оглянувшись, увидел, что мадам Максим помахала в ответ, сверкнув опалами.
Гермиона теперь обучала Крума правильно произносить своё имя, а то он называл её «Хермиовна».
— Гер-ми-о-на, — медленно и чётко говорила она.
— Херми — оун — нина.
— Ну почти что. — Она поймала взгляд Гарри и усмехнулась.