— Да, да, конечно, — сказала миссис Висли. — Но я думала, что, возможно… теперь… когда…
— Вы подумали, что я не за-ахочу на нём жениться? Или воз'ожно, вы пона-адеялись? — раздула ноздри Флёр. — Почему мне волноваться, как он выглядит? Моей внешности хватит на двоих. А эти шрамы покажут, что мой муж — он храбрый! И это я буду делать, — свирепо добавила она, оттолкнув миссис Висли в сторону и забирая у неё мазь.
Миссис Висли отшатнулась и упала на своего мужа; у неё стало очень странное выражение лица, когда она смотрела, как Флёр промакивает раны Билла. Все молчали, Гарри не решался пошевельнуться. Как и все остальные, он ждал какого-то взрыва.
— У нашей тётушки Муриэль, — после долгой паузы сказала миссис Висли, — есть очень красивая тиара, гоблинской работы. Я уверена, смогу уговорить бабушку одолжить её вам на свадьбу. Она, знаете, очень любит Билла, а тиара чудно подойдёт к вашим волосам.
— Спасибо, — сухо ответила Флёр. — Не сомне'аюсь, это будет чудесно.
А потом, Гарри даже не понял, как это случилось, обе женщины плакали и обнимали друг друга. Совершенно сбитый с толку, гадая, не рехнулся ли весь мир, он обернулся: Рон остолбенел не хуже Гарри, а Джинни с Эрмионой обменивались изумленными взглядами.
— Вот видишь! — услышал Гарри напряжённый голос: Тонкс многозначительно смотрела на Люпина. — Она по-прежнему хочет на нём жениться, пусть его и покусали! Ей всё равно!
— Это другое, — Люпин говорил как через силу, едва шевеля губами, — Билл не будет до конца оборотнем. Наши случаи совершенно…
— Но мне тоже всё равно, мне всё равно! — Тонкс схватила Люпина за ворот мантии и стала его трясти. — Я тебе миллион раз говорила…
И почему у Тонкс такой Покровитель, и почему её волосы — мышиного цвета, и почему она побежала за Дамблдором, когда услышала, что на кого-то напал Бирюк — всё тут же стало ясным для Гарри: Тонкс влюблена — но не в Сириуса.
— И я говорил тебе миллион раз, — не желая встречаться с ней взглядом, Люпин уставился в пол, — что я слишком стар для тебя, слишком беден… слишком опасен…
— А я тебе всегда говорила, что у тебя, Ремус, это просто глупый пунктик, — сказала миссис Висли из-за плеча Флёр.
— Да не глупость это, — упёрся Люпин. — Тонкс заслуживает кого-то молодого и здорового…
— Но хочет она тебя! — чуть улыбнулся мистер Висли, — К тому же, Ремус, молодые и здоровые мужчины не всегда остаются такими…
Он печально показал на лежащего перед ними сына.
— Сейчас… не самый подходящий момент, чтоб это обсуждать, — Люпин старался ни на кого не смотреть. — Дамблдор умер…
— Ничто не обрадовало бы Дамблдора больше, чем известие, что в мире чуть прибавилось любви, — отрывисто произнесла профессор Мак-Гонагалл, в то самое время, как двери опять открылись, и вошёл Хагрид
Его лицо — та маленькая его часть, которую не скрывали волосы и борода — было опухшее и мокрое. Он трясся от рыданий и мял в руке свой огромный грязный носовой платок.
— Я…я всё сделал, профессор, — всхлипнул он. — От-т-нёс его. Профессор Росток отправила ребят обратно в постель, профессор Флитвик лежит, но говорит, что скоро будет в порядке, а профессор Слизхорн говорит, что Министерству сообщили…
— Спасибо, Хагрид, — профессор Мак-Гонагалл тут же поднялась и повернулась к собравшимся вокруг кровати Билла. — Я должна встретить представителей Министерства, когда они прибудут. Хагрид, сообщи главам колледжей — от Слитерина можно позвать Слизхорна — что я хочу их видеть немедленно в моём кабинете. Я бы хотела, чтоб ты тоже к нам присоединился.
Когда Хагрид кивнул, повернулся и вышел из комнаты, она посмотрела на Гарри:
— Перед встречей с ними я бы хотела поговорить с тобой, Гарри… Если ты пойдешь со мной…
Гарри встал, пробормотал «я скоро» Рону, Эрмионе и Джинни, и пошёл вслед за профессором Мак-Гонагалл. В коридорах было пусто и тихо, слышалась лишь далёкая песня феникса. Только через несколько минут Гарри сообразил, что они идут не в кабинет профессора Мак-Гонагалл, а в кабинет Дамблдора, и ещё через несколько секунд — что, раз она была замдиректора, то сейчас, значит, директор — она… И комната за горгульей теперь её…
В тишине они ступили на движущуюся винтовую лестницу и поднялись в круглый кабинет. Гарри не знал, что он ожидал тут увидеть: может быть, кабинет, весь убранный чёрным, или, даже, мёртвое тело Дамблдора… А тут ничего не изменилось, всё выглядело совершенно так же, как когда они с Дамблдором уходили отсюда, всего какие-то несколько часов назад: серебряные инструменты жужжали и пыхтели на своих тонконогих столиках, меч Гриффиндора, в своём стеклянном футляре, блестел в лунном свете, Сортировочная Шляпа лежала на полке за столом, лишь насест Фокса был пустым — феникс всё ещё пел свои причитания на замковых лужайках. И новый портрет присоединился к ряду покойных директоров и директрис: Дамблдор, умиротворённый и спокойный, в очках-полумесяцах на кривом носу, дремал в золотой раме над столом.