— Дедом Волдеморта, именно так, — сказал Дамблдор. — Дволлодер, его сын Морфин и его дочь Мероуп были последним из Гонтов, очень древней волшебной семьи, известной в истории вспыльчивостью и своеволием, которые передавались из поколения в поколение из-за их обычая заключать браки между кузенами. Нехватка здравомыслия вкупе с любовью к роскоши и великолепию естественно растратили семейное золото за несколько поколений до того, как родился Дволлодер. Ему, как ты заметил, достались нищета, убожество, очень противный характер, фантастическое количество высокомерия и гордости, и несколько семейных реликвий, которыми он дорожил так же, как и его сын, и уж гораздо больше, чем дорожила ими его дочь.
— Так Мероуп, — сказал Гарри, подавшись вперёд на стуле и не отводя глаз от Дамблдора, — Значит, Мероуп была… Ой, получается, что она была… мать Волдеморта?
— Именно так, — сказал Дамблдор. — Кстати, так случилось, что мы также мельком увидели и Волдемортова отца. Интересно, ты его заметил?
— Маггл, на которого напал Морфин? Человек на лошади?
— Очень, очень хорошо, — сияя сказал Дамбледор. — Да, это было Том Ребус Старший, красивый маггл, имевший обыкновение ездить мима дома Гонта, и к кому Мероуп Гонт лелеяла тайную горячую страсть.
— И они что, поженились? — недоверчиво спросил Гарри; ему было не представить пары людей, менее подходящих, чтобы друг в друга влюбиться.
— Похоже, ты забываешь, — сказал Дамблдор, — что Мероуп была колдуньей. Я не думаю, что её волшебные способности могли развернуться, пока она жила под гнётом отца. Но как только Дволлодера и Морфина надёжно заперли в Азкабан, как только она осталась одна и на воле впервые в жизни, тогда, я уверен, она смогла дать полную волю своим способностям и подготовить побег из той отчаянной жизни, которую вела в течение восемнадцати лет.
Разве ты не можешь придумать какого-нибудь средства, которым Мероуп могла бы заставить Тома Ребуса влюбиться в неё, и забыть девушку-маггла?
— Заклятие Подвластия? — предположил Гарри. — Или любовное зелье?
— Очень хорошо. Лично я склонен думать, что это было любовное зелье. Я уверен, что Мероуп это показалось бы более романтичным, и, наверное, было не очень трудно в какой-нибудь жаркий день, когда Ребус ехал один, убедить его выпить воды. Во всяком случае, через пару месяцев после сцены, свидетелями которой мы только что стали, деревня Малый Ганглетон смаковала грандиознейший скандал. Ты только вообрази, какие слухи бродили, когда сын сквайра убежал с Мероуп, дочерью бродяги.
Но потрясение сельских жителей было ничем по сравнению с ударом, пережитым Дволлодером. Он возвратился из Азкабана, ожидая увидеть дочь, покорно ждущую его возвращения, с горячим обедом на столе, а вместо этого нашел добрый дюйм пыли и прощальную записку, где она изложила всё, что сделала.
Насколько я смог выяснить, он больше никогда не упоминал ни её имени, ни того, что у него вообще есть дочь. Потрясение от её бегства, возможно, внесло свой вклад в его раннюю смерть — а может быть, он просто так никогда и не выучился сам себя прокормить. В Азкабане Дволлодер очень ослаб, и не дожил, чтобы увидеть, как Морфин возвращается домой.
— И Мероуп? Она… она умерла, так ведь? Разве Волдеморт не рос в приюте?
— Да, действительно, — сказал Дамблдор. — Что у них было, мы можем только гадать, хотя я не думаю, что вывести случившееся так уж трудно. Видишь ли, Том Ребус вернулся в поместье в Малом Ганглетоне через несколько месяцев после своего свадебного побега, и без жены. Слухи летали по округе, что он будто бы говорил, как его «поймали на крючок» и «связали». Я уверен, он имел в виду, что на него наложили чары, которые позже развеялись, хотя, полагаю я, эти самые слова он не смел использовать, из страха, что его примут за сумасшедшего. Сельчане же из этого вывели, что Мероуп наврала Тому Ребусу, будто беременна от него, и что именно из-за этого он на ней женился.
— Но у неё действительно был от неё ребенок.
— Но только спустя год после женитьбы. Том Ребус оставил её ещё беременной.
— Так что же пошло не так? — спросил Гарри. — Почему любовное зелье перестало действовать?
— Снова — только догадки, — сказал Дамблдор, — но я полагаю, что Мероуп, глубоко любившей своего мужа, было невыносимо держать его в магическом рабстве. Я полагаю, она сама решила прекратить давать ему зелье. Возможно, влюблённая, она убедила себя, что он и сам в неё к тому времени влюбится. Возможно, она думала, что он останется ради ребенка. Если так, и там, и там она была неправа. Он оставил её, никогда больше её не видел, и никогда не утруждал себя желанием узнать, что сталось с его сыном.
Небо снаружи было чернильно-чёрным, и лампы в кабинете Дамблдора, казалось, горели ярче, чем прежде.
— Я думаю, что на сегодня хватит, Гарри, — сказал Дамблдор, помолчав.
— Да, сэр, — сказал Гарри.
Он поднялся, но не уходил.
— Сэр… а это действительно важно — знать все о прошлом Волдеморта?
— Очень важно, я думаю, — сказал Дамблдор.
— И это… это как-то связано с пророчеством?
— Безусловно связано.