Где живет моя любовь

– Знаешь… – сказал я, внезапно приняв решение. – Я, пожалуй, никуда не поеду. Лучше я побуду здесь, с Мэгги.

Блу взбежал на крыльцо, запрыгнул на качели и улегся. Положив морду на передние лапы, он удовлетворенно вздохнул.

Эймос поглядел на него.

– Кажется, более умной собаки я в жизни не видел…

Я кивнул.

– И более злобной свиньи тоже. Она… – Он говорил что-то еще, но я его не слушал, и какое-то время спустя Эймос ткнул меня кулаком в плечо.

– Эй, ты что, заснул?

– Что-что?

– Я спросил, когда вы успели перебраться в дом из этого вашего сарая?

– А-а… Нет, мы еще не переехали.

Эймос посмотрел на окно нашей спальни, за которым беспокойно перемещалась из стороны в сторону фигура Мэгги.

– А все-таки, как ее дела?

– Она почти не разговаривает и часто плачет.

– Понятно. – Эймос открыл дверцу машины и сел за руль. На сиденье рядом с ним лежала толстая картонная папка, из которой торчали какие-то фотографии. Обойдя машину с другой стороны, я просунул голову в кабину, собираясь рассмотреть снимки повнимательнее, но Эймос подхватил папку и сунул на заднее сиденье.

– Лучше не смотри, иначе не сможешь уснуть.

Я посмотрел на него.

– А ты сможешь?

– Я в последнее время вообще не сплю.

– Вот и я тоже.

Глава 33

Мы с Мэгги сидели в автоматической прачечной в Уолтерборо и перебирали привезенные с собой тюки с грязной одеждой и бельем. В основном одежда была моей, в нашей семье главный грязнуля – я. Наша стиральная машина с сушильным отделением не работала с тех пор, как во время пожара лопнули проложенные под крышей трубы. Сама машина почти не пострадала – во всяком случае, мне так казалось, однако узнать это наверняка можно было только после того, как нас соблаговолит посетить водопроводчик, а он обещал приехать только на будущей неделе. Вот почему мы торчали в душном клиентском зале и смотрели прикрепленный к стене телевизор, который показывал какую-то «мыльную оперу». Когда в одном из эпизодов речь зашла о трагическом прошлом героини, которая на протяжении нескольких месяцев тщетно пыталась забеременеть, я поднялся и выключил аппарат.

Стараясь хоть как-то разрядить повисшее в воздухе напряжение, я надел на голову пару своих трусов-боксеров так, что только уши торчали из штанин. Моя глупая шутка не особенно впечатлила Мэгги, но она все же улыбнулась и даже немного рассмеялась, а потом швырнула в меня свернутыми в комок грязными джинсами. Я поймал их на лету, а потом снял с головы трусы, пока никто не вошел: во-первых, мы оба могли оказаться в крайне неловком положении, а во-вторых, с моим везением вошедшим мог оказаться и мистер Сойер из Центра усыновления, и тогда наши шансы получить положительный ответ на апелляцию, и без того близкие к нулю, и вовсе бы ушли в минус.

Апелляцию я отправил вчера. В ней я просил назначить дополнительное заседание комиссии по усыновлению, чтобы я мог бы оспорить сделанные ею выводы и привести дополнительные аргументы в нашу пользу. Согласно письму из Центра, подобные заседания могли быть назначены только по получении письменной апелляции. О дате и времени проведения такого заседания Центр должен был известить нас по телефону, что не на шутку меня пугало – ведь к телефону могла подойти и Мэгги, которой я ничего не сказал ни о письме из Центра усыновления, ни о моей попытке оспорить решение комиссии.

Впрочем, об этом я решил пока не волноваться – в автоматической прачечной телефонных звонков из Центра можно было не опасаться. Кроме того, как раз в этот момент закончил работу агрегат, в котором стиралось белье, и я отправился его доставать. Как только дверца открылась, я сразу понял, что в кипу белого белья попала моя красная майка, и, боюсь – по моей вине. Все белье окрасилось в розовый цвет отвратительного химического оттенка. Порозовели все мои трусы и майки, но это было еще полбеды. Самое неприятное заключалось в том, что любимое платье Мэгги из белого хлопка тоже покрылось розовыми пятнами и разводами. Впрочем, ничего с этим поделать было все равно нельзя, поэтому я запихал белье в сушилку и включил на вращение.

К счастью, Мэгги ничего этого не видела. Ей нужно было кое-что купить, и я отправил ее в ближайший магазин, сказав, что закончу без нее. Я успел уложить высушенное белье в корзины и погрузить в фургон, но Мэгги все не было, и я отправился на поиски.

В магазине стоял невообразимый шум, словно ссорились из-за игрушки дети. Зайдя в зал поглубже, я действительно увидел в одном из проходов мать с тележкой, битком набитой продуктами. Один ребенок – совсем маленький – сидел у нее на груди в сумке-«кенгурушке», другой тянул за шорты к прилавку с леденцами, еще двое валялись у ее ног на полу, ожесточенно вырывая друг у друга деревянный самолет. Вокруг уже собралась небольшая толпа, все говорили одновременно, дети пронзительно визжали.