Во время пребывания Горбачева в Латвии произошел один эпизод, который наверняка дополнительно убавил количество волос на голове уже лысеющего Пуго. Как вспоминал на тот момент начальник Рижского городского управления милиции Виктор Бугай, в день выезда генсека в «Адажи» в милицию позвонил некий мужчина, который заявил, что на обратном пути, когда Горбачев будет проезжать по улице Горького (ныне Кришьяня Валдемара), его автомобиль взорвут. «Этот звонок был записан, и я отправился в КГБ. Там мы долго обсуждали, что делать. К тому же вскоре было получено сообщение, что в одном из подвалов неподалеку от Углового дома (здания ЧК) найдены ящики, из которых исчезли заряды. Я предложил попытаться по возможности продлить пребывание Горбачева в „Адажи“, чтобы получить больше времени для оценки угрозы и ее предотвращения. Решили пустить по запланированному ранее маршруту ложную колонну, а машину Горбачева — направить по другому пути: через Румбулу и Кенгарагс. Так и сделали, и Горбачев без каких-либо инцидентов добрался до юрмальской резиденции, где остановился во время визита. Все закончилось спокойно, мы выполнили свою работу и выпили по рюмочке, чтобы успокоить нервы».
Пуго вряд ли ожидал, что Горбачев вслед за экономическими начнет реформы политические. Но после 1987 года генсек усердно проводил кампанию по натравливанию на партаппарат «низов». В рамках этой кампании поощрялась всяческая самодеятельность общественности, что в Прибалтике упало на благодатную почву. Национальная интеллигенция, шедшая во главе всякого рода националистических настроений, активно их формировавшая, почувствовала, что настает ее время. Апофеозом наметившихся тенденций стал пленум творческих союзов Латвии — заседание правления Союза писателей Латвийской ССР с участием представителей республиканских союзов архитекторов, дизайнеров, кинематографистов, композиторов, художников, театральных деятелей, журналистов 1–2 июня 1988 года. Пленум состоялся в Риге, в Доме политического просвещения ЦК Компартии Латвии при участии Бориса Пуго. Организовывал же пленум председатель Союза писателей, член ЦК Компартии Латвии Янис Петерс.
Однако участие высокого начальства никак не повлияло на то, что произносилось на пленуме. Писатели, художники, журналисты один за одним разносили в пух и прах советскую власть, но, правда, маскируясь словесной поддержкой Горбачева и перестройки. Тогда, в июне 1988-го, слова о выходе Латвии из СССР еще не произносились, но все уже шло к тому. Также активно звучали и крайние националистические, антирусские нотки в речах многих выступающих. Писательница и журналистка Марина Костенецкая, единственная, кто на пленуме выступил против русофобских высказываний, вспоминала: «Не думаю, что Пуго так уж совсем не знал, что будет происходить на пленуме. В деталях — да, не знал, конечно… я допускаю, что в 1988 году Пуго было разрешено не вмешиваться в ход нашего пленума». Но Пуго сам оказался заложником кремлевской политики, как уточняет Костенецкая: «Это было разрешено с самого верха, чтобы измерить температуру народного недовольства».
На пленуме было решено создать массовую организацию «в поддержку перестройки». В развитие этого решения 8 октября 1988 года был учрежден Народный фронт Латвии — движение якобы в поддержку перестройки, которое очень быстро стало движением за выход из СССР. И уже 7 октября, за день до съезда, вышел первый номер газеты фронта «Атмода» («Пробуждение»). Но еще в августе 1988-го комсомольская газета «Советская молодежь», издававшаяся в Риге, опубликовала интервью с опальным Борисом Ельциным, находившимся на отдыхе в Юрмале. Публикация стала сенсацией, за номером газеты охотились по всей стране, интервью перепечатали 140 советских газет и 80 зарубежных.
Однако Борису Пуго не пришлось иметь дела с Народным фронтом, буквально накануне его создания, 30 сентября, он был переведен (уже в четвертый раз в своей карьере!) в Москву на пост председателя Комитета партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС. Так начался его последний этап в жизни, ставший для него роковым. Сам Горбачев так объяснял свой выбор:
«Уход на пенсию Соломенцева позволил пригласить на работу в Москву Бориса Карловича Пуго в качестве председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. В руководстве Прибалтика не была представлена, а из лидеров, которые там в то время были, мне он казался наиболее подходящим. Я знал его еще как секретаря ЦК ВЛКСМ. В своей республике он прошел, кажется, все ступени и в комсомоле, и в партии, и даже в госбезопасности. Человек цельный и порядочный.
Став кандидатом в члены политбюро, Пуго неизменно занимал прогрессивную позицию. Да, он был требователен, любил порядок, но приверженностью к насильственным мерам не страдал».
Как видим, несмотря на участие в ГКЧП, отзыв генсека о Пуго сугубо положительный. Впрочем, о нем практически все, кто сталкивался с ним в Москве, отзывались хорошо. Вот, например, сотрудник его личной охраны Олег Борщев: