Гендер и язык

Утверждение, что прерывание является признаком доминирования, представляет речевое общение деятельностью, в которой говорящие высказываются по очереди, но это больше отражает теорию, а не практику. Большинство американцев полагает, что собеседники должны говорить по очереди. Я записала разговоры, в которых одновременно говорили несколько человек, но было понятно, что все чувствуют себя комфортно. Когда позже я спросила об их впечатлениях от общения, они ответили, что получили удовольствие. Но когда я воспроизвела для них запись, и люди услышали, что говорили все вместе, то они почувствовали себя неловко и отреагировали репликами вроде «О, Боже, неужели это мы?», как будто их застали врасплох.

В книге под названием «Стиль общения» («Conversational Style») я проанализировала застольную беседу шести друзей, длящуюся два с половиной часа. Вспоминая об этом, некоторые из друзей сообщили: им казалось, что другие «всецело завладели» беседой, – и когда я впервые прослушала пленку, то склонна была с ними согласиться. Но «обвиняемые» не признавали свою вину, утверждая, что не собирались доминировать. Напротив, они удивлялись молчаливости остальных. Только сравнив разные фрагменты беседы, я смогла решить эту головоломку.

Непреднамеренные прерывания – и впечатление доминирования – возникали потому, что у друзей были разные стили общения. Я называю эти стили «высокая тактичность» («high considerateness») и «высокая вовлеченность» («high involvement»), так как первый стиль придает первостепенное значение проявлению тактичности и ненавязчивости по отношению к другим, а второй – проявлению вовлеченности. Некоторые явные прерывания происходили потому, что сторонники стиля «высокая тактичность» ожидали более длительных пауз между репликами говорящих. Пока они выдерживали надлежащую паузу, у говорящих в стиле «высокая вовлеченность» складывалось впечатление, что собеседникам нечего сказать, и, чтобы избежать неловкого молчания, они вновь вступали в разговор.

Другие ненамеренные прерывания происходили, когда говорящие в стиле «высокая вовлеченность» вмешивались в разговор, чтобы продемонстрировать поддержку и участие: говорящие в стиле «высокая тактичность» неверно понимали хоровую поддержку, расценивая ее как попытку отобрать у них слово, и останавливались, чтобы избежать неприемлемой для них какофонии двух одновременно звучащих голосов. Недоразумения возникают не только вследствие неверной интерпретации. «Жертвы» перебиваний сами их провоцируют. В этом и состоит ирония ситуации. Когда говорящие в стиле «высокая вовлеченность» использовали точно такие же приемы в общении друг с другом, результат был скорее положительным, чем отрицательным: вмешательство в разговор никому не мешало. Оно служило своего рода «колесной смазкой» и поднимало настроение.

Вот два примера из моего исследования, которые иллюстрируют эти две противоположные ситуации и различные последствия наложения речевых отрезков в общении. Первый пример – фрагмент беседы трех собеседников, говорящих в стиле «высокая вовлеченность», – показывает положительный эффект наложения. Второй демонстрирует наложение речевых отрезков говорящих двух стилей – «высокая вовлеченность» и «высокая тактичность», – которое разрушило беседу. Хотя в данном случае в схемах наложения гендерный фактор не играет никакой роли, осознание того, как может действовать – или не действовать – наложение, чрезвычайно значимо для понимания соотношения гендера и перебивания.

Наложение речевых отрезков как сотрудничество: благоприятный результат

Первый пример взят из дискуссии о влиянии телевидения на детей. Говорили лишь трое из шести друзей, и у всех троих стилем общения была «высокая вовлеченность»: Стив (хозяин), Питер (брат Стива, гость) и я (в диалоге Дебора). В ответ на заявление Стива, что телевидение плохо влияет на детей, я спросила, смотрели ли они с братом телевизор в детстве. Возможно, то, что я, женщина, переместила фокус с абстрактного, безличного высказывания наличное, не было случайностью.