Гендер в советском неофициальном искусстве

Вопрос реализации мужской идентичности в концептуальном кругу так и не был поставлен. Концептуалисты в силу стратегии «колобковости» по сей день избегают высказываний на тему «Что значит быть мужчиной?», очевидно, этот вопрос вообще исключается из поля зрения концептуального круга, при этом в поле МКШ на уровне действий происходит отбор по большей части мужчин – поддерживающий и без того высокую гомосоциальность собственного сообщества. Более того, можно сказать, что в нарративах МКШ формируется особый социологический сценарий, исключающий телесность вообще – тип «художник», в противовес гегемонным или альтернативным гендерным сценариям советского общества, блестяще описанным в исследованиях А. Темкиной и Е. Здравомысловой.

В подтверждение этой гипотезы можно привести слова И. Кабакова:

Тип личности, строго определяющий себя как «художника» и выстраивающий свою жизнь, свою работу как отношение серьезного и углубленного художника-профессионала, «высокого ремесленника», к жизни, к миру, другим людям, признающим в нем эти свойства[131].

Приведенные выше примеры маскулинных гендерных сценариев и их синтеза, компенсаций и вариаций в повседневной жизни выражают не только локальные советские социальные тенденции, но и во многом отражают общеевропейскую динамику переломной последней трети ХХ века. В них также выделяют несколько линий: которые можно условно разделить на консервативные и профеминистские. Конечно же, в реальности сценариев было гораздо больше – сюда можно отнести и обывательские, и компенсационные, и квир, и национальные маскулинности. Кроме того, с культурологической позиции, здесь можно говорить об отражении в различных маскулинных сценариях значимых для постмодернистской философии категорий «контроля», «власти», «иерархии» и «подчинения», «нормализации», «исключения» и возможных путей их переосмысления.

Телесность

Самой яркой работой советских художников с концептом телесности можно считать акцию группы «Гнездо» – «Оплодотворение земли». Акция состоялась летом 1976 года и заключалась в том, что члены группы – Виктор Скерсис, Михаил Рошаль и Геннадий Донской – имитировали совокупление с землей.

Пародирующая архаические ритуалы плодородия, работа акцентировала внимание именно на мужском[132] участии в ритуальной практике:

Обнажение выводит человека за рамки социального порядка, стирает социальные различия; оно возвращает и мужчину, и женщину в природное, естественное состояние («в чем мать родила»), выводя за рамки культурного и человеческого. Признак нагой – одетый соотносится с оппозициями природа – культура, человек – не-человек. <…> В обрядах сельскохозяйственной магии тело воспринимается скорее как природный объект, чем как нечто специфически человеческое и тем более индивидуальное. Отдельные части тела (зад у женщины и penis у мужчины) как бы автономны от целого и важны главным образом своим размером[133]

.

Пародия заключалась, помимо прочего, в том, что художники проводили ритуал летом (а не весной) на уже цветущей и плодородной земле – на снимке можно разглядеть пышную зелень. Таким образом, действие художников оказывалось полностью лишенным смысла, и можно предположить, что производилось именно с целью подчеркнуть абсурдность собственных действий.

На фотографии акции авторства Валентина Серова зафиксированы трое обнаженных молодых людей, лежащих ничком на земле, сфотографированных с такого расстояния, что разглядеть на снимке что-либо оскорбительное практически невозможно. Эта работа стала одним из первых перформансов в СССР с участием обнаженного тела, схожих работ насчитывается не более трех: «Зоо – homo sapiens» (1977) Риммы и Валерия Герловиных, «Ласки и поцелуи делают людей уродливыми» (1982–1983) группы «СЗ», «Полотеры»[134] (1984) группы «Тотарт». В дальнейшем, в постсоветском искусстве, работа с обнаженным мужским телом прочно вошла в арсенал художников перформанса – Олега Кулика, Александра Бренера, Владимира Сальникова, Олега Мавроматти и других, однако до перестройки перформансы, связанные с публичным обнажением, были большой редкостью.