ОА:
Почему вы не писали теоретических текстов в 1980-е?НА:
Прежде всего, я не считаю себя профессиональным теоретиком. У меня было несколько статей, но, может быть, они не опубликованы именно потому, что не укладывались в этот канон. Некоторые статьи ходили по рукам в самиздате начала 1980-х. Тогда же была статья о том, что «Коллективные действия» стали похожи на группу «The Rolling Stones», которые существуют после своей смерти. Особенно это заметно сейчас: этим летом было сорокалетие, и собрались все старички, хорошо, что живы все.ОА:
Когда пробегаешь взглядом сборники МАНИ, замечаешь, что там всего 5 женских имен: Ирина Нахова, Наталья Абалакова, Людмила Скрипкина, Сабина Хэнсген и Мария Чуйкова (упоминается в тексте Сергея Ануфриева). Я представляю себе круг женщин гораздо шире, чем список опубликованных в сборниках МАНИ или книге «Московский Концептуализм» Екатерины Деготь имен. Так?НА:
Мария Константинова, на мой взгляд, очень талантливый и сильный художник. И в то время у нее были все шансы, чтобы если не прославиться, то занять очень достойное место: это и идеальная, на мой взгляд, выделанность работ, и сексуальная провокативность. К тому же, в ее работах иронически осмысливалась женская тематика: сшитые стеганые игрушки и так далее. Но Маша была абсолютно неспособна к активному самопродвижению и поэтому всегда оставалась в тени, так же как Вера Митурич-Хлебникова. Еще должна быть Надежда Столповская – жена Юрия Альберта, но сейчас, по-моему, она уже перестала работать, потому что ушла полностью в семью и в православие.ОА:
Осознавалось ли изнутри круга, что женщины не формируют дискурс: они либо молчат (не пишут текстов), либо появляются на фотографиях или атрибуциях. В сборниках МАНИ нет ни одного женского диалога или диалога с женщиной.НА:
Только Ирина Нахова, она невероятно пробивная. Ира просто никогда ничего сама не писала. Насколько я помню, она никогда и не пыталась писать даже не столько теоретические, сколько дискурсивные тексты.ОА:
Наталья Абалакова уже в 2000‐е пишет о том, что женщины в МКШ существовали в качестве авторов и соавторов работ, но их не пускали в качестве соавторов дискурса.НА:
Я с ней не согласен, может быть, я ошибаюсь, поскольку я тоже мужчина и мог этого не замечать, но я совершенно не помню, чтобы женщин не пускали туда целенаправленно или говорили «замолчи». Это было похоже на разделение труда, но, повторюсь, я не могу объяснить, почему это произошло.ОА:
У меня есть вопрос о Римме и Валерии Герловиных. В «Этих странных семидесятых» Георгия Кизевальтера вы пишете: «Единственно, что радует (и это на самом деле очень хорошо), что наши работы не производят впечатления, например, английского свитера, сделанного по лицензии в Гонконге, как, к примеру, у Герлов»[240].НА:
Сейчас я готов отказаться от этих слов, потому что Герловины воспринимались нами часто несправедливо: как имитаторы западного искусства. Теперь я считаю, что они делали важные вещи для нашего времени. Но они действительно, по сравнению с прочими, были прямо ориентированы на Запад.ОА:
Были ли они привилегированными? В воспоминаниях одного из художников я прочла, что у них были высокопоставленные номенклатурные родители.НА:
Я, к сожалению, не помню, кто были их родители, но Римма, кажется, была филологом-балканистом или специалистом по восточно-славянским языкам. Валера закончил ВГИК, кажется, и работал в цирке. Важно не забывать, что большинство наших (московских) художников, в отличие от питерских (которые работали истопниками или сторожами), были достаточно устроенными, работали в издательствах: и Илья Кабаков, и Эрик Булатов, и Олег Васильев, и Владимир Янкилевский, и Виктор Пивоваров, и я тоже. Мастерская же у Валеры Герловина была в Столешниковом переулке, но совершенно обычная, без роскоши, и даже, кажется, без туалета.ОА:
В воспоминаниях художников о Герловиных я прочла, что у них была очень богатая библиотека по искусству, может быть, это прозападничество оттуда?НА:
Нет, это не так, какие-то книжки у них, разумеется, были, но роскошная библиотека – это преувеличение. Книжки тогда вообще добывались по каким-то каналам и показывались друг другу, ведь мало кто знал иностранные языки. Иван Чуйков, например, знал, поэтому он устраивал чтения и переводил для нас какие-то статьи. А что касается особенной социальной успешности Герловиных, то, на мой взгляд, это не так. Они были очень домашними людьми, но не буржуазными, а как положено. При этом нужно заметить, что Валера бросил свою работу в цирке и, как только появилась первая же возможность, они уехали.ОА:
Мне нигде не удалось найти воспоминаний об их акции «Зоо. Homo sapiens» 1977 года, в которой они первыми на советской сцене обнажились. Были ли в вашем кругу очевидцы этой акции?НА:
Я на этой акции не был. Помню, что там был какой-то фотограф с фамилией на «-ский», но по-моему, он уже умер. Это конечно обсуждалось, ведь акция была сильная.