Читаем Гендер в советском неофициальном искусстве полностью

Олеся Авраменко: Виктор Тупицын в книге «Коммунальный постмодернизм» публикует статью «Если бы я был женщиной». В ней он говорит о том, что у художниц не было прямой речи в документах, фиксирующих дискурс, но при этом ни сами художницы, ни мужчины-художники этого не осознавали. Думали ли вы об этом?

Никита Алексеев: С 1987 по 1993 год я жил во Франции, поэтому говорить я могу скорее про 1970-е, чем про 1980-е. Очень интересно, что синхронно с МКШ существовал пресловутый левый МОСХ, где женщин было много: Наталья Нестерова, Татьяна Назаренко, Ольга Булгакова и так далее. И я, кажется, понимаю почему: я ни в коем случае не хочу сказать, что «место женщины на кухне», но их работы – это, в основном, портреты друзей, в них есть нечто мягко-комфортное, эскапистское, побег из советской действительности. Концептуальный же круг был достаточно жесткой средой, и искусство тоже жестким. Хотя и кажется, что все сидели на одних и тех же советских кухнях, но проблематика была совершенно иная. Что касается сексизма, то его абсолютно не было, ведь в Советском Союзе была совершенно карикатурная ситуация: с одной стороны, полное равноправие мужчин и женщин, доходящее до того, что женщины укладывали асфальт, с другой, женщинам, если они были не Веры Мухины (женщины-танки), было гораздо сложнее пробиться, потому что общество было мужское. На мой взгляд, в нашем кругу такого не было, в отличие от МОСХа. Я пытался понять, почему женщин было мало, но так и не нашел ответа на этот вопрос. Может быть, потому, что в тогдашнем концептуализме проблематика была более суровая, и она не подходила женщинам, но все равно я не до конца понимаю почему.

В нашем кругу роль женщин в то время была огромной: скажем, Виктория Мочалова, жена Ильи Кабакова, – я не уверен, что Кабаков вообще состоялся бы, если бы рядом не было Вики. Я не хотел бы петь дифирамбы, она моя очень близкая подруга, но также она очень энергичный человек, умный и успешный ученый; в отличие от Ильи, она говорила на нескольких языках, к тому же была очень светской, умела принять гостей, объяснить, перевести и так далее. При этом она часто оставалась в тени. В отличие от Эмилии, Вика ни в коей мере не претендовала на соавторство, но в жизни она, безусловно, была настоящим соавтором.

ОА: Книга «The Irony Tower» Эндрю Соломона приоткрывает бытовую жизнь художников и их жен, в частности, круга Фурманного переулка в Москве. В одной из глав идет речь о Ларисе Звездочетовой, там сказано, что помимо того, что она работала художницей, она еще и готовила и кормила множество местных художников.

НА: Лариса вообще любит готовить, она очень гостеприимная, несмотря на экстравагантность.

ОА: 

Звездочетов в этой книге говорил об эмансипированности советских женщин…

НА: То, что говорит Костя, нужно делить, как минимум, на два, так как в зависимости от обстоятельств, он может говорить совершенно разные вещи. Это был достаточно богемный круг, в отличие от советской номенклатуры, и даже с точки зрения сексуальной морали все было очень свободно. Были, конечно, крепкие супружеские пары, но все же это было довольно специфическое сообщество, в котором все постоянно женились-разводились и так далее.

ОА: Звездочетов говорил о том, что эмансипированные по праву рождения женщины захотели побыть женщинами «настоящими» (речь о женщинах художнического круга 1980-х). Эмансипация ассоциировалась у них со шпалоукладчицами, поэтому они предпочитали более консьюмеристскую позицию: хорошая одежда, светские вечера.

НА: 

Этого я не наблюдал. Все женщины, безусловно, любили хорошо одеваться, тем более что они вовсе не были «крутыми феминистками».

ОА: Когда перелистываешь сборники МАНИ, бросается в глаза, что основными трансляторами дискурса были Андрей Монастырский, Иосиф Бакштейн и Илья Кабаков. И с одной стороны, это важный документ эпохи, с другой, ближе к 1990‐м эти сборники превращаются в своеобразный теоретический междусобойчик. Мне интересно, осознавалось ли это изнутри круга?

НА: Да, именно поэтому я из него вышел: я просто стал в нем задыхаться. Мной это осознавалось, но, наверное, я не совсем типичный: не люблю ходить строем или жить кланом. Со временем все превратилось в подобие секты, с собственным языком и ритуалами, которые на фантастическом уровне оформились в «Иерархии Аэромонаха Сергия».

ОА: 

Как оформление иерархий ощущалось внутри?

НА: Я могу говорить только про себя, потому что, если люди соглашались в этом участвовать довольно долго, значит их это утраивало. Мне же в какой-то момент все это стало просто невыносимо, и я выбыл, с некоторой потерей для своей карьеры, но об этом я не жалею.

ОА: Это меня тоже интересовало: люди, выбывшие из МКШ, потеряли в карьере? Так?

НА: Да, там действительно была довольно жесткая негласная иерархия. Например, я неоднократно слышал, как одни и те же люди ругали Илью Кабакова в кулуарной обстановке, но когда речь заходила о публичном, групповом и коллегиальном, их интонация тут же менялась.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гендерные исследования

Кинорежиссерки в современном мире
Кинорежиссерки в современном мире

В последние десятилетия ситуация с гендерным неравенством в мировой киноиндустрии серьезно изменилась: женщины все активнее осваивают различные кинопрофессии, достигая больших успехов в том числе и на режиссерском поприще. В фокусе внимания критиков и исследователей в основном остается женское кино Европы и Америки, хотя в России можно наблюдать сходные гендерные сдвиги. Книга киноведа Анжелики Артюх — первая работа о современных российских кинорежиссерках. В ней она суммирует свои «полевые исследования», анализируя впечатления от российского женского кино, беседуя с его создательницами и показывая, с какими трудностями им приходится сталкиваться. Героини этой книги — Рената Литвинова, Валерия Гай Германика, Оксана Бычкова, Анна Меликян, Наталья Мещанинова и другие талантливые женщины, создающие фильмы здесь и сейчас. Анжелика Артюх — доктор искусствоведения, профессор кафедры драматургии и киноведения Санкт-Петербургского государственного университета кино и телевидения, член Международной федерации кинопрессы (ФИПРЕССИ), куратор Московского международного кинофестиваля (ММКФ), лауреат премии Российской гильдии кинокритиков.

Анжелика Артюх

Кино / Прочее / Культура и искусство
Инфернальный феминизм
Инфернальный феминизм

В христианской культуре женщин часто называли «сосудом греха». Виной тому прародительница Ева, вкусившая плод древа познания по наущению Сатаны. Богословы сделали жену Адама ответственной за все последовавшие страдания человечества, а представление о женщине как пособнице дьявола узаконивало патриархальную власть над ней и необходимость ее подчинения. Но в XIX веке в культуре намечается пересмотр этого постулата: под влиянием романтизма фигуру дьявола и образ грехопадения начинают связывать с идеей освобождения, в первую очередь, освобождения от христианской патриархальной тирании и мизогинии в контексте левых, антиклерикальных, эзотерических и художественных течений того времени. В своей книге Пер Факснельд исследует образ Люцифера как освободителя женщин в «долгом XIX столетии», используя обширный материал: от литературных произведений, научных трудов и газетных обзоров до ранних кинофильмов, живописи и даже ювелирных украшений. Работа Факснельда помогает проследить, как различные эмансипаторные дискурсы, сформировавшиеся в то время, сочетаются друг с другом в борьбе с консервативными силами, выступающими под знаменем христианства. Пер Факснельд — историк религии из Стокгольмского университета, специализирующийся на западном эзотеризме, «альтернативной духовности» и новых религиозных течениях.

Пер Факснельд

Публицистика
Гендер в советском неофициальном искусстве
Гендер в советском неофициальном искусстве

Что такое гендер в среде, где почти не артикулировалась гендерная идентичность? Как в неподцензурном искусстве отражались сексуальность, телесность, брак, рождение и воспитание детей? В этой книге история советского художественного андеграунда впервые показана сквозь призму гендерных исследований. С помощью этой оптики искусствовед Олеся Авраменко выстраивает новые принципы сравнительного анализа произведений западных и советских художников, начиная с процесса формирования в СССР параллельной культуры, ее бытования во времена застоя и заканчивая ее расщеплением в годы перестройки. Особое внимание в монографии уделено истории советской гендерной политики, ее влиянию на общество и искусство. Исследование Авраменко ценно не только глубиной проработки поставленных проблем, но и уникальным материалом – серией интервью с участниками художественного процесса и его очевидцами: Иосифом Бакштейном, Ириной Наховой, Верой Митурич-Хлебниковой, Андреем Монастырским, Георгием Кизевальтером и другими.

Олеся Авраменко

Искусствоведение

Похожие книги

Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение