ОА:
Существовало ли в ваше время гендерное разделение внутри компаний? Например, в ситуации квартирной выставки: собирается много людей, и женщины и мужчины образуют собственные группы, женщины занимаются обсуждением хозяйственных дел, а мужчины – искусства?НА:
По-моему, это происходило естественным образом. И вовсе не потому, что «место женщины на кухне». Кроме того, раньше мужчины совсем не умели готовить и совершенно об этом не заботились. Бывало и так, что, когда Андрей Монастырский с Ирой Наховой жили вместе, он часто ходил голодный, так как Ира, как и Андрей, ненавидит все, что связано с бытом.ОА:
Я хотела спросить вас еще о женщинах из вашего круга: например, о Марии Константиновой. Я почти не видела ее работ, кроме одного сшитого объекта, и даже предполагала, что она может быть не концептуальным художником, а академическим.НА:
Она закончила Суриковский институт, мы знакомы с ней еще с МСХШ, то есть практически с самого детства. Несмотря на то, что она училась на театральном факультете Суриковки, в театре она никогда не работала, а потом делала книжки. Мы поженились в 1974 году, и в круг МКШ вошли с ней вместе. Но, повторяю, Маша никогда не была амбициозной, несмотря на то что она очень сильный художник. У нее есть знаменитая стеганая работа: красная звезда, на которой лежит черная стеганая свастика. А кроме этого, у нее совершенно изумительные эротические орнаментальные картинки на холсте, и графика, и живопись. Просто беда, что она в последнее время мало работает.ОА:
А когда вы жили вместе и оба уже были художниками или, как минимум, ощущали себя таковыми, не возникало ли у вас позывов к соавторству? Были ли работы, которые вы делали вместе?НА:
Позывов серьезно работать вместе у нас не было. Но, скажем, Маша куда лучше, чем я, рисует, она вообще настоящий вундеркинд, была отличницей в МСХШ и так далее. И, когда я делал иллюстрации к «Антигоне» Софокла, она помогала мне рисовать «ручки-ножки» у персонажей, так как у нее это гораздо лучше получалось. Иногда для заработка еще какие-то картинки рисовали вместе.ОА:
Но это не было работами на уровне соавторства, а скорее рассматривалось как бытовая взаимопомощь?НА:
Да, просто заработок.ОА:
А можно вопрос о Вере Хлебниковой-Митурич? Она тоже работает с концептуальным искусством?НА:
Я вообще не очень понимаю, что такое концептуализм и может ли московский концептуализм претендовать на это. Но у Веры были ретроспективные работы со старыми предметами. Вещи очень архивно-ностальгического свойства. Для нее важна история семьи, она потомок Хлебникова. Но вообще она книжный художник и долго преподавала в Полиграфе.ОА:
Участвовала или она в ваших выставках?НА:
По-моему, нет.ОА:
А Константинова?НА:
Маша участвовала в коллективных выставках в 1980‐е годы, во время КЛАВА (Клуба авангардистов), ее работы там бывали.ОА:
Вопрос о шестидесятниках. Пересекались ли вы с ними, учились ли у них, ориентировались ли на них? Видели ли работы Лидии Мастерковой, Ольги Потаповой и других?НА:
Мой опыт в этом смысле несколько уникален, потому что Дмитрий Краснопевцев для меня был просто «дядя Дима», он был очень близким другом моей матери. И на меня он уже в раннем детстве произвел совершенно колоссальное впечатление, не как художник (потому что тогда я еще ничего не понимал), а как человек. И его пресловутая комната, настоящий театр для себя, где все это было расставлено, развешено, разложено. Я еще ребенком попал в Лианозовские бараки, мне было около семи лет, и, естественно, я мало что запомнил. А потом мы пересекались с шестидесятниками в 1970‐е годы, но это были уже два совершенно разных круга. Я участвовал в 1970‐е годы в квартирных и других выставках, которые организовывал Оскар Рабин…ОА:
И Владимир Немухин, наверное?НА:
Владимир Немухин, Александр Глезер и так далее. С Немухиным я даже немного общался, потому что он очень симпатичный человек. Я довольно хорошо знал Леонида Талочкина, одну из ключевых фигур этого круга. Он проводил у меня иногда целые дни, потому что работал лифтером в доме, в котором я жил. Лене было скучно находиться постоянно в этой каморке, поэтому он приходил ко мне, и мы рассказывали друг другу бесконечные байки. Мастеркову я, конечно, тоже знал, потом мы с ней пересекались уже в Париже. Но все равно это были два разных круга, которые пересекались иногда, но не более того.ОА:
То есть не было объединяющего фона идеологического антисоветского художественного движения, у которого есть некая внутренняя преемственность?НА:
Я не чувствую никакой преемственности от шестидесятников, но Краснопевцев на меня лично повлиял очень сильно. Конечно, все тогда общались, Монастырский пересекался с Игорем Холиным, я дружил с Генрихом Сапгиром, несмотря на разницу в возрасте, был знаком с Всеволодом Некрасовым. На мой взгляд, Некрасов, Холин и Сапгир вообще гораздо ближе к тому, что называют концептуализмом. Виктор Пивоваров близко дружил с Холиным, а Некрасов был ближайшим другом Эрика Булатова.