ОА:
А в каком ключе обсуждалось? С одной стороны, это было публичное обнажение, что нехарактерно для советской сцены, с другой, в фотодокументации это зафиксировано максимально благопристойно и отвлеченно.НА:
По тем временам это все было на грани уголовщины, потому как запросто могли какую-нибудь порнографию пришить. У меня была история с Апт-артом и выставкой «СЗ». На фотографиях метрового размера Вадим Захаров и Виктор Скерсис стояли голые в античных пластических позах, и на причинных местах у них были их кренделя (логотипы) с надписью «СЗ».Когда ГБ пришли ко мне с обыском, эти фотографии висели на стене, и их конфисковали. Я ожидал, что будут раскручивать либо порнографию, либо, что еще хуже, гомосексуализм. Но потом они, видимо, решили оставить меня в покое, тем более, я уже собирался уезжать.
Акция Герловиных, таким образом, запросто могла быть квалифицирована как порнография.
ОА:
А как художники это обсуждали? Была ли эта работа интересной?НА:
Она безусловно произвела впечатление, но о ней мы тоже говорили, что Герловины «совсем как в Америке». Никакого ханжества или осуждения, разумеется, не было, во всяком случае, я этого не помню.ОА:
Когда вы читали зарубежные журналы, попадались ли вам работы западных феминистски ориентированных художниц, Джины Пейн, Вали Экспорт, Марины Абрамович, обсуждалось ли это в вашем кругу?НА:
Для нас это, конечно, был не первостепенный вопрос. Мы думали об этом, но… Помню, например, Линду Бенглис – достаточно скандальная дама… Или Ульрике Розенбах – старушка, с которой я познакомился года три назад, но тоже феминистского пошиба, а сейчас она делает абсолютно тихие и милые работы.ОА:
Что сейчас для вас женское искусство?НА:
Можете считать меня «Male Chauvinist Pig», если угодно, но я считаю, что нет женского искусства или мужского искусства, русского искусства или еврейского искусства, искусство может быть только хорошее или плохое. Если и есть в нем какие-то гендерные черты, то это, видимо, заложено биологией, только и всего.Меня больше интересует такой вопрос: почему еще в XIX веке было очень мало женщин-художниц, их можно было буквально по пальцам пересчитать, а потом произошел взрыв «амазонок авангарда», просто блестящих художников или художниц, но произошел он именно в России.
ОА:
Читали ли вы эссе Линды Нохлин «Почему не было великих женщин-художниц»? Оно вышло еще в 1971 году, и там Нохлин отвечает на ваш вопрос о XIX веке. Она анализирует главенство исторического жанра (в котором обязательно должна была быть человеческая фигура, например, «Клятва Горациев») и то, что женщин не пускали в анатомические классы эту обнаженную натуру писать, соответственно, путь к признанию и диплому академий был для них закрыт.НА:
Про XIX век мне понятно, но почему именно в России, а не в Европе произошел этот взрыв неясно. Ведь в Европе сложно вспомнить художниц начала века, кроме, разве что, Сони Делонэ и Софьи Таубер-Арп, но их заметно меньше, чем мужчин, в России же практически паритет.ОА:
Я тоже об это думаю и мне казалось, что в этом заслуга дореволюционного женского движения. Ведь почти все наши художницы, Наталья Гончарова, Любовь Попова, Варвара Степанова, Надежда Удальцова, были городскими женщинами одного поколения (около 1888 года рождения). И эмансипация городской женщины происходила на их глазах.НА:
Да.ОА:
У меня есть вопрос про женские техники. В обсуждении инсталляции «Комнаты» Ирины Наховой в сборнике МАНИ. Иван Чуйков, комментируя работу, произносит слово «баба»…НА:
Это слово, наверное, вырвано из контекста, потому что большего джентльмена, чем Иван, в этой компании я не знаю. Из старшего поколения я люблю его больше всех, и как художника и как человека, потому что он прирожденный джентльмен. Поэтому, если он Иру назвал бабой…ОА:
Нет, в данном случае это слово комплиментарно по отношению к ней: «У Иры мужской стиль, баба по-другому будет делать, без всяких там вышиваний и украшений». «Вышивания и украшения» он называет женскими техниками. Могу ли я сделать вывод о том, что на бытовом уровне существовало разделение техник на женские и мужские?НА:
В советском искусстве таких бой-баб, которые были бы секретарями Союза художников или лауреатами, как Вера Мухина или Татьяна Яблонская, было немного. В основном, женщины занимались чем-то прикладным – мелкая пластика, керамика. Например, жена Вани Чуйкова, Галя, тоже занималась керамикой.ОА:
Существовало ли на бытовом уровне разделение на мужскую и женскую технику?НА:
На мой взгляд, женщины меньше склонны задумываться о карьере. Карьера советского художника 1960–1970‐x – это исполнение государственных заказов, не обязательно, конечно, Ленина рисовать, но что-то официальное. Женское искусство, если посмотреть на работы того же периода, гораздо более камерное, с человеческим лицом. Эти пейзажи, натюрморты или портреты не идеологизированы, или, выражаясь по-другому, не структурированы, так как женщины не рвались на главные посты.