Генерал и его армия. Лучшие произведения в одном томе

– Вы говорили, что война имеет свои законы, которые часто оказываются сильнее воли тех, кто эту войну начинал. Но подобным же может оказаться и процесс демократизации. Горбачев и другие хотят только приоткрыть клапаны, чтобы чуть-чуть выпустить пар. Но пар этот, надеюсь, может сорвать крышку. Они не смогут ее удержать.

– Коммунистическая диктатура держится на могучем инстинкте самосохранения, он ей вовремя просигналит: «Пора перекрывать!» Они освобождаются от геронтократического балласта, от тех, кто плохо служит своему классу. Хочется более зубастых, энергичных. Идет смена поколений – но именно затем, чтоб сохранить суть. И после смены мы можем увидеть диктатуру еще более жесткую.

– Вы читали, наверно, беседу Горбачева с писателями. Он же просит поддержки у общества. Он боится, что его могут сместить, если он не станет популярным.

– Были уже такие беседы. Была беседа Хрущева с Твардовским. Никита Сергеевич тоже искал поддержки у интеллигенции, которую потом громил. Всякий лидер ищет поддержки, потом ему захочется воспевания. Мне эта беседа показалась спекулятивной. И я бы на нее не пошел. У литературы, извините, своя задача – не лидерам помогать сделаться популярнее, а выражать истину, как ее понимает писатель.

– Но литература, пожалуй, самое сильное средство воздействия на общество. Особенно у нас на родине. И лидер, естественно, хочет, чтобы она с ним не враждовала.

– А для этого надо только одно – то, о чем попросил французский художник Гюстав Курбе, когда ему присудили государственную премию. Он ее вернул со словами: «Правительство тогда исполнит свой долг перед художником, когда оставит его в покое». Я за то, чтобы лидеры нас ни к чему не призывали, а позволили бы литературе развиваться по ее собственным законам. А пока происходят такие беседы и вызывают у писателей интерес, до настоящей «оттепели» еще далеко.

– То есть, по-вашему, эта система еще работоспособна?

– Да, поскольку она способна на некоторую перестройку, чтобы избавиться от одряхлевших частей и заменить их новыми. Но вся самостоятельность, которую при этом обещают обществу, это самостоятельность кошки или собаки, которую выводят на поводке. Весь эксперимент – на пять или на десять сантиметров отпустить поводок? А просто отстегнуть его – об этом и речи нет.

– Возьмем, к примеру, бунт «киношников». Он явно не был запланирован сверху. Он произошел спонтанно. Да, номенклатура, карательный аппарат – это большая сила. Но не единственная. Есть еще и сила общественного интереса.

– Незапланированные бунты и раньше происходили – тот же «Новый мир» Твардовского. Давали журнал, казалось бы, человеку проверенному, многократному лауреату, советскому патриоту, настоящему коммунисту – все похвальные слова со стороны власти можно было отнести к Твардовскому. А он произвел этот одиннадцатилетний бунт, который мы называем эпохой «Нового мира» – и который закончился поражением.

– Этот бунт не завершен. Подавили «Новый мир» в 70-м, а и Владимов, и Войнович, и Некрасов – оттуда. И «деревенщики» начинались там. Не будь Твардовского, и Солженицын мог бы не состояться. Эта эпоха не закончилась. Сегодня Залыгин ведет «Новый мир», Бакланов «Знамя» – и все они ориентируются на Твардовского, все хотят быть как «Новый мир» тогда. То, что было сделано в те годы, не погибло. И «оттепель» не прошла бесследно. После «оттепели», естественно, наступили «заморозки», общественную жизнь придавили, прижали, но завтра она опять возродится. Я верю в это.