– То, что сделано «Новым миром», правозащитниками, уже необратимо. Но и номенклатура совершенствуется, она учитывает все уроки.
– То есть поводок отпустят на пятнадцать.
– Поскольку все относительно, сравним эти две «оттепели». Ну, во-первых, несколько миллионов заключенных вышли разом из лагерей, теперь их выпускают по одному, по два. Кроме того, та «оттепель» была сюрпризна, были вещи неожиданные, мы о многом не думали, что это возможно. Здесь же – все наоборот: большие ожидания, и после каждого шага, каждого телодвижения властей – разочарование. Ждали большего.
– Возможно, будет найдена какая-то устойчивая модель, при которой командные высоты сохранятся у номенклатуры и все же будет удовлетворительное производство благ для народа, чтобы он не чувствовал себя обделенным, несчастным, лишенным радостей. Такую модель, в конце концов, можно найти. Возьмем Германию или Швецию – здесь много элементов социализма, и тем не менее это страны демократические. Не нужна эта «граница на замке», такая дорогостоящая, не будет массового выезда. А единичные или групповые и так происходят. То есть должна быть возможность свободного выезда и въезда. Должны быть освобождены все политзаключенные и закончена позорная афганская война. Для меня важен и чисто профессиональный вопрос – возможность печататься, где я захочу. И в советских изданиях, и в западных. Я хочу, чтобы власть наконец махнула рукой на писателей – черт с вами. Делайте, что хотите, без вас обойдемся!
– Хотелось бы верить…
Трагедия верного Руслана
В февральском номере журнала «Знамя» печатается повесть Георгия Владимова «Верный Руслан». С автором, который живет сейчас в западногерманском городке Нидернхаузене, беседует писательница Елена Ржевская.
– Я думаю, это знак, что твоя страна обойтись без тебя не может и не хочет, ты остаешься частицей ее культуры, ее духовной жизни. Когда позвонил мне Григорий Бакланов – сообщить о своем решении, спросить моего согласия, – было отрадно, что меняется отношение к «отщепенцам» и что «Руслан» еще не состарился. Не скажу, что он обижен вниманием на Западе: не единожды он выходил на русском и других языках и продолжает издаваться; проникал он малыми дозами и в Россию, звучал – сквозь глушилки – в эфире, но все это несравнимо с открытым широким выходом к читателю-соотечественнику, кому и адресована была в первую очередь эта повесть.