«С согласия Георгия Владимова я решаюсь опубликовать его письмо ко мне, полученное в отклик на мою статью о повести „Верный Руслан“, – статья опубликована в № 8 „Литературного обозрения“ за 1989 год.
Я думаю, что читатель имеет право на это письмо, – не только потому, что написано оно замечательным писателем (Владимов, правда, предпочитает более тонкое определение: «хороший писатель»), и вовсе незачем ждать, когда все это со временем опубликуют в каком-нибудь томе литературной переписки, – но главным образом потому, что посвящено это письмо глубинным и неразрешенным вопросам нашего бытия: откуда в нас зло? кто в нашем зле виноват? что нам с этим злом делать? – и т. д. по традиционному катехизису русской классики.
Чтобы читатель не затруднялся в частностях, – прокомментирую некоторые из них заранее. «Отписывал мне 16 мая 75-го» – еще до отъезда Г. Владимова за рубеж я в письме к нему развивал свои идеи касательно «Руслана». «Не на одни эпиграфы, но и на подзаголовки» – эпиграф к «Руслану» – из Горького: «Что вы сделали, господа!» Подзаголовок: «История караульной собаки». Полуболотов – герой повести Михаила Кураева «Ночной дозор». Митишатьев – герой романа Андрея Битова «Пушкинский Дом». Матрёна – героиня рассказа Александра Солженицына «Матрёнин двор». Живой – герой одноименной повести Бориса Можаева. Остальные персонажи ясны из контекста.
Критики, писавшие о «Руслане»: Абрам Терц (Андрей Синявский) – в «Континенте», А. Латынина – в «Литературной газете», Нат. Иванова – в «Огоньке», Александр Архангельский – в «Новом мире». Наташа – литературный критик Наталья Кузнецова, печатающаяся в зарубежных изданиях.
Прочие частности: о курсантской «проговорке» повествователя, о «малосущественности» горьковской ссылки на «господ», испортивших «зверя», и даже об украинцах, которых я от Владимова «защитил», – более или менее следуют из главного несогласия, которое Г. Владимов безошибочно ощущает сквозь нашу старинную взаимную приязнь. Я бы сформулировал это так. Есть двойственность в строении и в замысле повести. Это история собаки, написанная по законам реализма, и это размышление о лагерном охраннике, написанное по законам аналогии. Примирить эти два плана, при всем законном читательском желании, невозможно. Если их примирить, исчезнет и сама бездонная, тревожащая загадка повести. Загадка, уходящая в саму реальность: как это так получилось, что светлая мечта, зародившаяся в лучших умах человечества и воплощенная в России людьми несомненно героического склада, – обернулась такой практикой, о которой мы теперь не можем вспомнить без стыда и ужаса? В сущности, над этим бьется Г. Владимов в своей повести. С мыслью об этой загадке я и предлагаю читателю вникнуть в его интереснейшее письмо.