Генрих IV (часть2); Генрих V; Генрих VI (часть 1)

Господь раскрыл наш замысел преступный.Моя вина ужасней мне, чем смерть!Молю у вас прощенья, государь,Хоть за измену заплачу я жизнью.

Кембридж

Не золото врагов меня прельстило:Я взял его как средство поскорееМое намеренье осуществить.Но план разрушен — господу хвала!Я стану радоваться в смертных муках,Моля его и вас простить меня.

Грей

Никто не радовался так, встречая

Раскрытие государственной измены,Как я сейчас ликую, что разрушенМой план проклятый. Пусть меня казнят,Но все ж меня простите, повелитель.

Король Генрих

Бог да простит вас! Вот вам приговор.Вы в заговор вступили против насС лихим врагом и золото егоЗалогом нашей смерти получили:Вы продали монарха на заклание,Его вельмож и принцев — на неволю,Его народ — на рабство и позор,И всю страну — на горе и разгром.Не ищем мы отплаты за себя,

Но дорожим спасеньем королевства,Которое вы погубить хотели,И вас закону предаем. Идите,Несчастные преступники, на смерть.Пусть милосердный бог вам силу дастПринять ее достойно, с покаяниемВ проступках ваших. — Уведите их.

Кембридж, Скруп и Грей уходят под стражей.

Теперь во Францию, милорды! БудетПоход для нас богатым бранной славой.Война счастливой будет, я уверен.Господь по милости своей раскрылИзмену, что подстерегала нас

В начале предприятия. Нет сомнений,Преграды все устранены с пути.За дело, земляки! Мы наши силыПоручим богу и в поход направим.Садитесь веселей на корабли.Развернуты знамена боевые.Пускай лишусь я английского трона,Коль не надену Франции корону.

Уходят.

Сцена 3

ЛОНДОН. ПЕРЕД ТРАКТИРОМ «КАБАНЬЯ ГОЛОВА» В ИСТЧИПЕ.

Входят Пистоль, хозяина трактира. Ним, Бардольф и мальчик.

Хозяйка. Прошу тебя, сахарный ты мой муженек, позволь мне проводить тебя до Стенса.

Пистоль

Нет, у меня и так в груди тоска.Ободрись, Бардольф, — Ним, распетушись.Мужайся, малый. Умер наш ФальстафИ мы скорбеть должны.

Бардольф. Хотел бы я быть с ним, где бы он ни был сейчас, на небесах или в аду.

Хозяйка. Нет, уж он-то наверняка не в аду, а в лоне Артуровом, если только кому удавалось туда попасть. Он так хорошо отошел, ну, совсем как новорожденный младенец; скончался он между двенадцатью и часом, как раз с наступлением отлива. Вижу я, стал он простыни руками перебирать да играть цветами, потом посмотрел на свои пальцы и усмехнулся. Ну, думаю, не жилец он больше на свете. Нос у него заострился, как перо, и начал он бормотать все про какие-то зеленые луга. «Ну как дела, сэр Джон? — говорю я ему. — Не унывайте, дружок». А он как вскрикнет: «Боже мой! Боже мой! Боже мой!» — так раза три или четыре подряд. Ну, я, чтобы его утешить, сказала, что ему, мол, незачем думать о боге; мне думалось, что ему еще рано расстраивать себя такими мыслями. Тут он велел мне потеплее закутать ему ноги. Я сунула руку под одеяло и пощупала ему ступни — они были холодные, как камень; потом пощупала колени-то же самое, потом еще выше, еще выше, — все было холодное, как камень.

Ним. Говорят, он проклинал херес.

Хозяйка. Да, проклинал.

Бардольф. И женщин.

Хозяйка. Нет, этого не было.

Мальчик. Как же нет? Он говорил, что они воплощенные дьяволы с мясом и костями.

Хозяйка. Вот уж что касается мяса, то он терпеть не мог мясного цвета.

Мальчик. Он как-то сказал, что попадет к дьяволу в лапы из-за женщин.