Герои Шипки

Кавалерийский бой, в котором иногда все решается за несколько минут, по глубокому убеждению Пушкина, должен строиться на строгом расчете и умении молниеносно оценивать обстановку. Он не верил в слепую удачу и любил повторять суворовские слова: «Сегодня счастье, завтра счастье — помилуй бог! Надобно сколько-нибудь и ума…»

Нарвцам не раз в эти дни приходилось туго. Под полковником Пушкиным пали от турецких пуль шесть лошадей. Эфес его сабли был погнут ударом кривой черкесской гурды. Осколком турецкой гранаты, резанувшим вскользь, ему как бритвой рассекло лакированное голенище сапога. Однако, как говорится, бог миловал — на теле не было ни царапины. А потери полка становились все ощутимее. Заметно поредели эскадроны. Тяжело ранен добрейший Гаврила Ипполитович Ишутин. Вражеской пулей в лицо убит полковой священник отец Анфимий…

Но гусары в побелевших от въедливой пыли мундирах, давно расстреляв все патроны, снова и снова бросались на врага, спасая порой попавшие в беду части от неминуемой гибели.

Вот как опишет позднее один из защитников оставшейся без снарядов русской батареи атаку нарвских гусар:

«В критический момент откуда-то сбоку, из лощины, заросшей рыжим колючим кустарником, словно из-под земли, вылетел эскадрон нарвских гусар, отсекая от наших ложементов дикую орду башибузуков… Неприятельских всадников было больше чуть ли не вдвое. Однако они разом осадили коней, завопили «алла!» и начали беспорядочно палить из своих английских магазинок. Нарвцы скакали без выстрела. Ближе, ближе… И тут же стрельба разом прекратилась. Только пыль да взлетающие молнии палашей. В какие-то считанные минуты банда была рассеяна. Наши батарейцы, уже готовившиеся принять лютую мученическую смерть, начали приходить в себя. Многие молились и плакали…»

Знойный, огненный август подходил к концу. Изнывающий от жары и тоскливой злобы Мехмет-Али-паша, он же Карл Детруа, в своем роскошном шатре пил с давним приятелем прусским атташе бароном фон Розенау вонючий матросский джин, к которому пристрастился еще во время своих корабельных скитаний, нервно грыз бескровные синеватые ногти и ждал грозы из Стамбула. Мысли главнокомандующего были мрачными.

Наступление, на которое он возлагал столько надежд, сорвалось. Этому хвастливому, расшитому золотом Ахмеду-Эюбу так и не удалось прорвать фронт проклятых русских. А ведь он дал ему лучшие таборы низама. Что осталось от них после этого наступления? Все дороги забиты ранеными. А результат? Русских лишь кое-где удалось потеснить с их позиций. Путь же на Белу и Систов по-прежнему закрыт. Резервы почти все исчерпаны. Остаются лишь гарнизоны крепостей да стоящий между Рущуком и Силистрией отряд не в меру строптивого египетского принца Гассана, солдаты которого путаются в своих полосатых бурнусах. С этими навоюешь…

Мехмет-Али-паша снова потянулся к граненой бутылке и плеснул пахучей жидкости в золоченые узорчатые пиалы.

— Хотите, Карл, я разом подниму ваше настроение? — спросил его барон, взяв пиалу и близоруко щуря свои маленькие круглые глаза, опушенные желтыми ресницами. От матросского пойла он уже изрядно охмелел. — Русский император Александр вот уже несколько ночей мучается жестокой бессонницей. Боюсь, что он потерял и аппетит. И знаете, что привело его в такое состояние? Дружеский совет нашего мудрого канцлера Бисмарка австрийцам. Следуя этому совету, они затеяли военные маневры. И их конный корпус, сбившись с дороги, «случайно» перешел границу Румынии, оказавшись в русском тылу. Об этом сразу же стало известно императору Александру. Сейчас светлейший князь Горчаков бомбардирует Вену секретными депешами. А русский царь подвергает свое августейшее здоровье испытанию — не спит по ночам и отказывается от еды. И все из-за этих грубых мужланов, нерадивых австрийских драгун, не умеющих ориентироваться по карте…

Турецкий главнокомандующий криво улыбнулся, поднял пиалу и хрипло сказал:

— За Пруссию!

— За Великую Германию! — в тон ему провозгласил баров Розенау и вскинул голову. Хмельная дымка, подернувшая его взгляд, мгновенно рассеялась. Блеснул холодноватый серый металл, от которого Мехмету-Али-паше стало не по себе. Уж кто-кто, а он отлично знал, что прусский военный атташе своими круглыми близорукими глазками, если надо, умеет видеть далеко. Очень далеко…

Настроение главнокомандующего и вправду поднялось. Собственные неудачи уже начинали ему казаться не столь значительными. В конце концов инициативой на восточном фронте пока владеет он. И, слава аллаху, здесь русским не сдано ни одной крепости. А неудавшееся наступление можно будет возобновить, если Стамбул даст дополнительные резервы… И еще неизвестно, как пойдут дела у его конкурентов. Не расколотит ли себе лоб этот выскочка Сулейман, штурмуя Балканские перевалы? Хитрый Осман, конечно, будет отсиживаться со своей армией в Плевне. Но русские обложили его, как медведя в берлоге. Еще вопрос — сумеет ли потом он оттуда вырваться?..