Герои умирают

Она кивает и хмурится:

– Но… где же Театр Истины? И как же Ламорак?

Я угрюмо мотаю головой:

– Мы не сможем ему помочь. Времени нет. Если бы он был в камере…

Таланн слегка отодвигается от меня, чуть заметно, будто уходит в свою скорлупу, и прячет глаза.

– Значит, мы его бросим, – говорит она тусклым голосом. – И ты совсем ничего не можешь сделать?

Она хочет услышать от меня, что ошиблась; теперь она смотрит мне прямо в глаза, и в ее взгляде я вижу столько неприкрытого обожания и надежды, что мне хочется ее высечь.

– Вот именно… – Ужасная мысль молнией проносится у меня в мозгу. – Послушай, ты… э-э-э… у вас с Паллас есть условленное место встречи? Ну, такое, чтобы снова найти друг друга, если вы вдруг разделитесь?

Она смотрит на меня с прищуром:

– Есть, конечно. А тебе зачем? Разве это не Паллас тебя прислала?

– Нет. Долго объяснять.

Я перевожу дух – было бы чересчур бросить Ламорака здесь, а потом выяснить, что только он знал, где искать Паллас.

Но у меня сводит под ложечкой, и дело не в том, что я знаю Ламорака или что он мне по-своему нравится. Мое ощущение больше похоже на разочарование.

И вдруг я понимаю: в глубине души я надеялся, что Ламорак окажется единственным, кому известно место встречи.

Я ищу предлог, чтобы спасти его.

Зачем я вообще завел этот разговор? Все, что от меня требовалось, – это довести девчонку до кухни и засунуть в трубу, а уж потом, в безопасности, ломать голову над прочим.

Ма’элКот велел мне бросить Ламорака умирать; такой же приказ отдал и червь.

Все хотят, чтобы я дал умереть Ламораку.

Один очень умный парень сказал мне на днях: «Они считают, что ты их собственность и должен делать то, что они велят».

А ведь отсюда есть еще один выход, если подумать…

Я опускаю фонарь на пол и в темноте ловлю Таланн за плечи. Обращенное ко мне лицо как будто светится, но на самом деле лишь отражает красноватое свечение факелов в Яме шагах в ста за моей спиной. Я вижу, как у девушки перехватывает дыхание и блестят глаза.

– Ты поднимешься наверх, – говорю я ей. – Найдешь Паллас Рил и передашь ей вот эти слова: Кейн сказал, что ты офлайн уже четыре дня. Она знает, что делать.

Таланн прищуривается, я вижу упрямую складку ее губ.

– Вот сам ей и скажешь.

– Надеюсь, у меня еще будет шанс.

Она делает шаг назад и эффектным приемом высвобождается из моей хватки, ударяя меня ладонями по запястьям. Чуть подавшись вперед всем корпусом, она выбрасывает палец так, что он почти утыкается мне в грудь:

– Даже не думай идти туда без меня.

– Таланн…

– Нет. Ламорак – мой товарищ и друг. Если ты говоришь, что у нас нет шансов, то мы уходим вместе. Но если ты хочешь попробовать, то я иду с тобой.

Я мерю ее взглядом – руки чешутся взять и выбить дурь из этой пигалицы. Но, вспомнив ее крепкие руки и видя устремленный на меня взгляд, полный свирепой уверенности в своих силах, я понимаю, что мне, может, и не удастся этого сделать. А, да хрен с ней, пусть идет. Не пинками же мне загонять ее на веревку.

К тому же мне может понадобиться помощь.

Она угадывает мое решение по тому, как меняется положение моего силуэта на фоне красно-бурой мглы у меня за спиной.

– Так как мы найдем дорогу в Театр Истины?

– Проще простого. Поймаем кого-нибудь из стражи и будем пытать до тех пор, пока он не покажет.

8

– Итак, пока к испытуемому возвращается сознание, произведем последнюю проверку нашего оборудования. Любая прореха в клетке или в костюме может привести к разрушительным последствиям, особенно если мы не имеем представления о том, кто в наших руках и какими способностями он обладает, хотя в данном случае это не так.

Восприятие окружающего возвращалось с неспешностью геологического процесса – так кольцо кораллового атолла веками нарастает над поверхностью океана. Расплывчатый, не поддающийся определению дискомфорт сфокусировался в ощущение жажды – в пустыне рта болтался мумифицированный язык, налет на зубах окаменел, словно песчаник.

– Адептов – и вообще колдунов – допрашивать особенно трудно. Многие из них способны частично или даже полностью блокировать болевые импульсы тела; поэтому нам приходится взаимодействовать с ними на эмоциональном уровне, на уровне души, если хотите. Рушаль, ты меня слушаешь? Адепта подчинить себе труднее всего, так что будь внимателен. Итак, продолжим: отвращение и ужас – мощные орудия, однако их одних зачастую бывает недостаточно. Возможно, наиболее действенным орудием на пути разрушения личности является воображение самого объекта. Именно его следует стимулировать особо.

Ремни беспощадно вгрызались в запястья, лодыжки, шею, давили на колени и бедра.

«Моя шея, – пришла неожиданная мысль. – Это же я чувствую все это».

Попытка занять более удобное положение вызвала обжигающую боль в левом бедре, а с ней и инстинктивный рывок в мыслевзор, чтобы заблокировать ощущения. Сознание возвращалось все быстрее.

Глаза увидели свет, и Ламорак вспомнил, кто он.

И где.

Сердце забилось так, что его удары отдались во всем теле, от горла до пальцев ног, выбив его из мыслевзора и снова швырнув в океан боли.