Герои умирают

И тут мои поэтические излияния прерывает Рушаль: он выскакивает из-за каменного парапета, точно бумажная мишень в тире. Обеими руками он держит висящего на нем Ламорака за руки – тот, кажется, отключился. Из-за шума внизу я едва различаю истерические вопли Рушаля:

– Не стреляйте! Не стреляйте! Это один из них!

Что я там говорил? По уши в дерьме? Выше бери – по самую маковку!

Я вылетаю на балкон – убил бы этого сукина сына, если бы не боялся зацепить Ламорака, – и навожу арбалеты на стражу на той стороне Ямы. Хорошо им там, беречь некого: не успеваю я поднять два своих арбалета, как с той стороны прилетают восемь стрел. Некоторые пролетают мимо, но пять штук пробивают Рушалю грудь и швыряют его на стену. Он съезжает вдоль нее на пол, и Ламорак вместе с ним.

Я стреляю с бедра. Одна моя стрела ударяется о край каменного парапета, высекает из него сноп искр и уходит вверх, вторая попадает одному из стражников в ребра. Расстояние между нами никакое, кольчуга на такой дистанции не защита, так что стальной стержень погружается в тело целиком, только оперение торчит из раны. Убитый падает спиной на бронзовую дверь, которая открывается, и из нее вытекает новый поток солдат…

Я резко ныряю за парапет, где заново взвожу пружины арбалетов и накладываю новые стрелы, а тем временем кто-то из солдат коротко трубит в рог – звук разносится по всему Донжону.

Так-так, дело становится все сложнее.

Надо бежать в другую сторону, чтобы отвлечь стражу, но не успеваю я разогнуться, как что-то со свистом пролетает мимо меня, и я получаю такой удар сзади, как будто меня с размаху треснули в плечо молотом. Я лечу на пол, качусь и вижу, как рядом со мной падает выпачканная кровью арбалетная стрела, а за ней четыре солдата бегут во весь опор по моему коридору.

Значит, отсюда уже не выбраться, но я не чувствую в себе достаточно героизма, чтобы торчать на этом балконе ради пятисекундного развлечения случайных зрителей.

Двое солдат из коридора бегут ко мне, еще двое останавливаются, поднимают арбалеты и целятся мне в голову.

Я бросаю арбалеты и делаю кувырок, одновременно вынимая из ножен на щиколотках два коротких ножа, которые не глядя бросаю назад синхронным движением обеих рук. Бросок слабоват, но тут никакой силы и не нужно: главное, что летящие ножи заставят их моргнуть и помешают целиться.

Я хватаю с пола арбалеты, швыряю их через балконную ограду вниз, отправляю туда же колчаны. В Яме раздается кровожадный рев: кто-то из заключенных внезапно обрел оружие. Я же, недолго думая, бросаюсь на нападающих и хватаю одного из них за ворот кольчуги. Опрокидываясь на спину, я въезжаю ногой ему под дых и подбрасываю его в воздух. Он перелетает через перила и с воем рушится в Яму.

А я завершаю кувырок и вскакиваю на ноги. Второй нападающий успевает затормозить только на балконе, причем с таким видом, как будто ему очень не хочется иметь со мной дело в одиночку.

– Эй, погоди… – начинает он, а я прыгаю на него и разбиваю ему рот прямым коротким ударом.

Пока он промаргивается, я хватаю его одной рукой за шею, завожу локоть под подбородок и поворачиваю так, что его ноги отрываются от пола. Его счастье, что он вовремя напряг шею – позвонки выдержали, – но инерция движения перебрасывает его через парапет, и он летит за своим дружком в Яму. Кстати, у обоих были перевязи с арбалетами.

Значит, теперь вооружены уже четверо заключенных.

Двое в коридоре все еще возятся со своими арбалетами: один еще даже тетиву не взвел, второй трясущимися руками пытается вставить стрелу в бороздку. Я скалюсь и пальцем маню их к себе. Они тревожно переглядываются.

Я приближаюсь, и у обоих сдают нервы: они поворачиваются ко мне спиной и бросаются наутек. Как только они набирают приличную скорость, я снова выскакиваю на балкон, где бросаюсь к Рушалю с Ламораком.

В меня летят стрелы, две-три проходят так близко, что успевают обдать меня осколками камня, высеченными из стены, еще одна цепляется за мою кожаную тунику и царапает мне ребра. Тут я замечаю, что стража на той стороне Ямы занята: отстреливается от тех, кто внизу, значит эти стрелы послали не они. На балкон между тем высыпают все новые и новые стражники, но у меня нет времени их разглядывать.

Плечо работает нормально, хотя я чувствую, как по нему расползается скользкое теплое пятно. Значит, стрела не зацепила кость, а только пробила трапециевидную мышцу возле шеи, в паре дюймов от позвоночника. Зато в правое колено на каждом шагу точно железнодорожный костыль вгоняют.

Я бегу по дуге балкона и вижу Таланн: скорчившись на полу, чтобы оставаться под прикрытием перил, она пытается оторвать Ламорака от Рушаля.

– Беги! – кричу я ей. – К двери, быстро; я их дотащу!

Услышав меня, она вскидывает голову, кивает и кувырком назад ставит себя на ноги. Девчонка уже бежит, когда двое стражников с той стороны Ямы нацеливают на нее свои арбалеты.

Я воплю:

– Ложись!

Но они не успевают выстрелить: в Яме раздается приглушенное «дз-зын-нь», и две стрелы уходят мимо солдат в воздух. Оба живы, но промазали.