Герои умирают

Вот он протягивает трясущуюся руку – где этот гребаный камень? Неужели улетел через перила? – и камень плюхается прямо ему в ладонь.

Пальцы Ламорака смыкаются вокруг камня, а по его лицу снова расплывается улыбка сексуального удовлетворения.

Я слышу его голос, он четко произносит:

– Убивай, пока тебя не убили.

Но я знаю, что говорит он не со мной. Кувырком назад я ставлю себя на ноги, стараясь оказаться подальше от первого стражника, который внезапно делает дубинкой такой широкий замах, что попадает в лицо тому, кто сзади. Удар так силен, что кости черепа крошатся с хрустом. Стражник отлетает назад и падает. Он умирает раньше, чем его тело успевает коснуться пола.

Тогда первый стражник замахивается на третьего, успевает свалить и его, а потом несется навстречу десяти-двенадцати другим парням с дубинками, которые уже спешат к нам.

Ламораку надо сосредоточиться, чтобы поддерживать такую Иллюзию, поэтому я бросаюсь на пол за его спиной и приподнимаю его, обхватывая руками вокруг торса. Десять метров – столько отделяет нас теперь от свободы. Никто не стреляет в нас: стража у двери по-прежнему отбивается от зэков из Ямы. Я смотрю вперед…

Таланн открывает дверь.

Дверь открывается на балкон, она такая широкая и массивная, что перегораживает проход, и Таланн, прячась за ней, как за огромным стоячим щитом, подпускает к себе стражников, по одному зараз. Блуза на ней окрашена красным; трудно сказать, ее ли это кровь.

Я тащу к ней Ламорака; нога болит адски, я едва дышу – когда же все это, к хрену, кончится?

Тем временем наш дрессированный стражник падает под градом ударов: двое бывших друзей стоят над ним и молотят его дубинами по голове, с каждой секундой делая ее все больше похожей на кашу. Ламорак пробует заарканить другого, но тоже еле дышит, к тому же он потерял много крови, и задуманное оказывается ему не по силам – алая струя брызжет из его носа, и он повисает у меня на руках.

Стражники бегут к нам, с каждым шагом их становится все больше. Я оглядываюсь через плечо – мы почти у цели. Когда я дотаскиваю Ламорака до двери, Таланн уже использует два моих ножа в рукопашной схватке. Клинки так и мелькают в воздухе, стиль сложный, что-то похожее на вин-чун. Все кончается тем, что один клинок рассекает нападающему сухожилие той руки, в которой он держит дубинку, а второй вспарывает ему нежную кожу под подбородком.

Таланн пинком отбрасывает свежий труп на руки тому, кто подбегает за ним, и мы устремляемся в раскрытую дверь. Я бросаю Ламорака, как куль с мукой, хватаю ее сзади за блузу и затягиваю в Шахту спиной вперед. Она с воплем изворачивается так, что оказывается лицом ко мне, но, узнав меня, останавливает клинок в паре дюймов от моего глаза.

Одним броском я оказываюсь у двери. Захлопываю ее прямо перед носом стражи и упираюсь ногой в стену, чтобы не дать страже открыть ее снова.

– Не ждать тебя, говоришь? – бросает она мне, часто дыша. – Ты следом за мной?

– Заткнись, – говорю ей я.

В Шахте темно, не считая узкой полоски рассеянного света факелов под дверью. С той стороны дверь пару раз тянут, причем так сильно, что у меня что-то хрустит в поврежденном плече.

– Что теперь?

– Ждать.

Я отпускаю дверь, переношу вес тела на переднюю часть одной стопы и выхватываю длинный нож. Дверь снова тянут, она распахивается, я бросаюсь вперед, занеся нож, как фехтовальщик – саблю, и загоняю его в рот ближайшему стражнику. Нож вышибает передние зубы и разрезает щеки до самых челюстных суставов. Стражник отшатывается и, завывая, валится на спину. Я захлопываю дверь и снова вцепляюсь в нее обеими руками.

– А теперь, – тихо говорю я, – подождем, когда им придет в голову идея…

– Какая идея?

Вдруг дверь начинает вибрировать так, что я обеими руками чувствую эту вибрацию, – с гулким «чан-н-нк» засов встает на место.

– Вот эта. Они заперли дверь снаружи. Считают, что мы никуда не денемся, пока они разберутся со своими проблемами, а их сейчас хватает и без нас.

Массивная дверь не только загораживает свет, но и поглощает звуки; тихие жалобные голоса внизу спрашивают друг друга, что происходит.

Метательный нож, который я ношу в чехле между лопатками, как раз подойдет. Я нащупываю щель между дверью и косяком, просовываю в нее клинок и рукояткой другого ножа вбиваю как можно глубже. В детстве я заклинивал так дверь квартиры, где я рос, при помощи монетки. Конечно, когда стража решит вломиться сюда, нож их не удержит, но все же задержит, а главное, мы услышим, когда они начнут ее взламывать.

Из кармана на поясе штанов я вытаскиваю зажигалку Кирендаль и зажигаю ее на ощупь. Маленькая лужица колеблющегося света выхватывает из тьмы глаза – они смотрят на нас с тревогой.

– Что происходит? – шепчет кто-то. – Вы не стража – неужели за мной все же пришли?

У Таланн перехватывает дыхание, а я кладу руку ей на плечо:

– Не отвечай. Этим людям мы ничем не поможем. Говорить с ними – значит давать им несбыточную надежду.