Вот только думать об этом сейчас не стоит – образы грядущего успеха, фантазии о том, как он получит заслуженное уважение и почет, слишком сильны, они так кружат ему голову, что он забывает о настоящем. Так что лучше держать их на расстоянии, вернее, запрятать поглубже в подсознание, пусть остаются там, туманные и бесформенные. Эти фантазии и без того маячат за всем, что бы он ни делал, нашептывают ему ласковые, нежные слова, так что у него в груди спирает от восторга, но он все же не позволяет себе вслушиваться в них и потому не понимает их истинной природы.
Слова о том, что время Кейна ушло и настала пора ему, Ламораку, выступить вперед и занять его место. Они ворчали, что Паллас использует его, что вся ее любовь, которую она якобы испытывает к нему, испарится, едва они вернутся на Землю, где она просмотрит отчет о Приключении своего муженька. Они шептали, что Кейн им лгал: Паллас не может быть офлайн. Это же смешно. Он просто завидует, потому что его звезда зашла, а ее только восходит. Кейн всеми силами стремится разрушить Приключение Паллас, в то время как он, Ламорак, не жалея сил, делает его увлекательнее.
И наконец главный, самый могущественный шепоток, самый иррациональный и потому запрятанный глубже остальных: они сговорились против тебя. Кейн и Паллас вместе состряпали фантастический план, чтобы вывести тебя на чистую воду, а уж тогда поиздеваться над тобой вдоволь, унизить перед всем миром, разрушив твои надежды на счастье.
Загнанные в подсознание голоса звучали мощным хоралом справедливости – и Ламорак убедил себя в том, что все продумал, предусмотрел и то, что он делает сейчас, не только необходимо, но и правильно.
Решать проблему Кейна, как он выражался про себя, Ламорак начал еще ночью, когда они с Паллас вернулись со своей конференции вдвоем. Ламорака устроили в его гнезде, Паллас куда-то ушла страдать в одиночку, а к нему взобрался Король Воров и стал, будто бы невзначай, задавать вопросы о Кейне.
И скоро Ламорак понял, что Король подозревает Кейна в сотрудничестве с имперскими властями, хотя сам противится этому подозрению. Вот так удача!
Поняв это, он принялся искусно раздувать подозрения Короля, притворяясь, будто хочет их погасить. Даже исчезновение Кейна сыграло ему на руку. Ламорак, делая вид, что ему это неприятно, описал его так: «Он ничего не объяснил, просто исчез, и все». Он знал: то, что он предал Паллас и токали, не просто сойдет ему с рук – когда придет время, он все повесит на Кейна.
И ведь ему поверят! Взять хотя бы величество – он уже верит, пусть наполовину, пусть нехотя, но все же! Хотя заклятие Паллас тоже, конечно, работает: из-за него Король готов защищать ее от чего и от кого угодно, даже ценой собственной жизни. Тем больше шансов, что любой шаг Императора он воспримет сейчас как доказательство измены Кейна.
И завтра он такое доказательство получит.
Вот почему ранним утром, за полчаса до восхода, когда Паллас Рил ушла с первой группой токали, Ламорак без малейшего зазрения совести взялся за дело. Нет, совесть его не просто не мучила – она торжествовала, даря ему пьянящее чувство правоты и восхищения собственной смекалкой и умением.
А дело и впрямь требовало смекалки: надо было придумать, как дать Серым Котам знать, что произойдет в доках сегодня, но не подставиться при этом под удар бешеного Берна. И Ламорак нашел решение, которое не только полностью удовлетворяло обоим требованиям, но и до некоторой степени опиралось на традицию, а потому придавало его затее качество метафоры, тем самым укрепляя его веру в успешный исход.
Склад буквально кишел крысами; бумагу, жир и перочинный нож для нарезки на узкие ремешки куска кожи он с легкостью раздобыл у Подданных величества, солгав им, что все это нужно для исцеляющей магии. Суеверные невежды, они ничего не знали о магии и сразу купились на его вранье.
Затем он нашел уединенный уголок, чтобы заниматься делом без помех, а Таланн была только счастлива, когда он попросил ее подежурить у входа, чтобы никто его не отвлекал. Несколько минут ушло на то, чтобы направить магический Поток на подходящую крысу, изловить ее и отправить с сообщением в Старый город. Конечно, ему пришлось открыть мыслевзор и, оставаясь в нем, тянуть Поток, чтобы контролировать крысу, но в этом уже не было ничего страшного. Если Паллас вернется и спросит, почему Поток вихрится вокруг его каморки, Таланн и Подданные величества объяснят ей, что он лечит там свою ногу.
Итак, все складывалось одно к одному и так легко. Вот почему нерешительность, которую демонстрировала крыса в Старом городе, не имела ничего общего с сомнением: предавать или нет, просто Ламорак вспоминал, какой путь быстрее и надежнее всего приведет ее к казармам Серых Котов.
3