Гнев королей

Ингер в смятении взглянула на него и села.

– Когда?

Майкл посмотрел в окно.

– Нужно дождаться, пока стемнеет. Скажем, через два часа?

– А все эти люди… они не привлекут ничьего внимания?

– Привлекли бы, если бы все уехали. Но они останутся. Выбери четверых или пятерых, а остальные будут создавать видимость твоего присутствия.

Она резко взглянула на него.

– Ты точно не пытаешься вывезти меня куда-нибудь, где ты мог бы…

– Не говори глупости. Если бы я хотел тебя убить, сделал бы это прямо здесь. Криденс с радостью бы мне помог.

– Тогда зачем оставлять здесь моих людей?

– Чтобы не привлекать внимания. И если говорить прямо – в качестве заложников. Ты слишком многое для меня значишь, госпожа, но не меньше значит и мой долг перед Кавелином.

Ингер помрачнела:

– Долг. Перед Кавелином. Ты хоть понимаешь, насколько меня тошнит от подобных слов?

Майкл пожал плечами:

– Король верит в то, что он пытается делать. И пока он не изменит своего мнения или его самого не сменит другой – или пока я не решу уйти, – мой долг состоит в том, чтобы исполнять его желания.

– Как я понимаю, ты не всегда с ним согласен?

Майкл взглянул на кровавый закат за окном.

– Не всегда. Но он творит политику. Все остальные лишь ей следуют.

– Политику творит Пратаксис. Именно из его фантазий Браги черпает свои безумные идеи.

– Иногда. Иногда.

«Ты ступаешь по тонкому льду, Майкл, – подумал Требилькок. – Будь очень-очень осторожен».

Даль Хаас постучал в дверь дома в Седльмайре. Никто не ответил, и он постучал громче. Наконец дверь открылась, и Хаас проскользнул внутрь.

– Похоже, здесь, – сказал сержант, командовавший отрядом, который шел по следу Хааса. Он собрал солдат. – Вы трое – заходите сзади и проверьте, нет ли другого выхода. Если есть – двоим его прикрывать. Третий возвращается и докладывает мне.

Сержант повернулся лицом к дому, внимательно его разглядывая.

– Мы что, в самом деле должны их всех прикончить? – спросил кто-то из солдат.

– Приказ герцога.

– Но – дети… Сержант, я никогда не убивал ребенка.

– Заткнись и делай свое дело, дьявол тебя побери, – коротко отрезал сержант. Ему все это тоже не нравилось, но приказ есть приказ.

Вернулся один солдат.

– Есть задний выход.

– Двое могут его прикрыть?

– Без проблем.

– Ладно, господа. Пора. И помните: никто не должен уйти живым. Никто. Иначе герцог снимет с нас головы. Пошли.

В живых остался только один. Даль Хаас вырвался из дома через заднюю дверь, выпустив кишки сторожившим ее солдатам, а затем оставил преследователей позади, затерявшись в темных переулках Седльмайра.

Генерал Лиакопулос и четверо его спутников в охотничьей одежде въехали в Воргреберг незамеченными. Поспешив к себе, генерал переоделся в военное обмундирование и разослал множество сообщений.

Первым появился Пратаксис. Вид у него был мрачный.

– Что ты тут делаешь? – спросил он.

– Погоди. Объясню всем сразу. За Требилькоком и Абакой я тоже послал.

Абака прибыл несколько минут спустя, а сразу за ним – Требилькок. Появление здесь Лиакопулоса встревожило обоих.

– Садитесь, – сказал Лиакопулос. – Мне нужна ваша помощь в принятии решения.

– Что случилось? – спросил Пратаксис, его била нервная дрожь.

Абака продолжал стоять. Лицо Требилькока оставалось полностью бесстрастным.

– Король мертв, – объявил Лиакопулос. – Спокойно! – прервал он поток посыпавшихся от всех троих вопросов. – Было сражение. Короля окружили. Лишь пятой части наших удалось уйти, – судя по всему, они бросились бежать, когда их собирались атаковать с тыла. Подробностей я не знаю. Мы во всем разберемся и, если потребуется, накажем виновных. Сейчас это не имеет значения. Суть в том, что бо́льшая часть войска погибла, включая короля, сэра Гьердрума и барона Хардля. Новости начали просачиваться несколько дней назад. Я ждал, пока не стало точно ясно, что это вовсе не чья-то истерика. Командиру гарнизона в Майсаке приказано задержать тех, кто сумел вернуться. Я прервал сигнальную связь, так что никто ничего не узнает. А потом поехал сюда, чтобы посоветоваться с вами.

– Убить ее, пока новость не разошлась, – прорычал Абака.

– Фалька тоже? – спросил Майкл.

– Само собой.

– Я не убиваю младенцев.

– Я сам это сделаю.

– Нет, Криденс, – возразил Лиакопулос. – Это не защита короны. Это убийство. Убийство королевской особы. Фальк стал королем с того мгновения, как умер Рагнарсон.

– Что звучит вполне здраво с юридической точки зрения, – заметил Пратаксис, которого все еще била дрожь. – То, что ты предлагаешь, – измена, Криденс. И тем не менее…

– Теперь вы сами понимаете, в каком затруднительном положении я оказался, – сказал Лиакопулос. – Если мы не нарушим закон, он окажется в руках тех, кто с легкостью уничтожит все, на что мы потратили столько сил.

– Два трупа, – проворчал Абака. – И конец всем проблемам.

– Если мы сами смешаем закон с грязью – можем ли рассчитывать, что кто-то другой станет его уважать? – спросил Пратаксис.

– Я сам над всем этим размышлял, – ответил Лиакопулос. – Положение безвыходное. Я решил, как поступлю. Вы же поступайте так, как велит вам ваша совесть.

– Что ты намерен делать, сэр? – спросил Абака.