Гнев пустынной кобры

Шахин двинулся к навесу из прутьев с торчащими в разные стороны кольями, с одной светящейся насквозь стеной, которая не только не спасала от ветра, но, напротив, сжимала льющийся холод до узких, свистящих потоков и делала его еще более пронизывающим и острым.

Под навесом сиротливо, по-воробьиному напряженно, переминалась группа невольников. Они прижимались друг к другу худыми, костлявыми телами. Из дыр в лохмотьях высовывалась грязная, больная кожа, покрытая струпьями. И только одна пшеничноволосая великоросска стояла чуть в стороне, теребя красными руками кончик косы.

Шахин подошел к ней вплотную и заглянул в огненно-голубые глаза.

– Мехмет! – позвал подполковник, подцепив хлыстом за подбородок невольницы.

– Да, Карадюмак-ага?

– Откуда товар?

– Это остатки. У этой позавчера убили брата. Кто убил, непонятно. Наверно, просто развлекались албанцы. Ну а кто еще! Слава Аллаху, не на ее глазах. – Торговец подошел сзади, нервно вытирая руки о засаленный халат на груди. – Для уважаемого человека есть что получше. А этих никто не берет.

– Почему?

– Дорога в Каппадокию перекрыта партизанами Василеоса Анфопулоса, этого мерзкого смутьяна и разбойника. Поэтому товар пропадает и портится. Здесь уже переизбыток. А этих ни один перекупщик не берет. Так и пропадет товар.

Шахин с прищуром оглядывал девушку.

– Открой рот! – приказал он ей. – Зубы на месте.

И вдруг хлыст со свистом отлетел назад, а затем с резкой, страшной силой опустился на бедро. Девушка вскрикнула, но скорее от неожиданности, чем от боли. Удар. Теперь – с другой стороны. Еще. По плечу, по груди, снова по бедрам.

– Не гнется! – расстроенно сказал Шахин. – Такие долго не живут.

– Нет-нет, – подтвердил торговец и ладонью ударил девушку по щеке. – Плохой товар. Отдал бы за бесценок. Да никому не надо. И этих корми зазря, – посмотрел с брезгливостью на остальных. – Плохие времена, Карадюмак-ага. Не слышно, когда освободят дорогу?

– Скоро, Мехмет.

– Вон и греки, набранные в амеле-тамбуру потихоньку разбегаются по домам. Уже меньше половины осталось. – Мехмет кивнул на толпу новобранцев, сидевших кружком около костра. – Совсем страх потеряли. Жгут огонь прямо на площади. Греются, собаки. А ты с чем к нам пожаловал, светлейший визирь?

– Да так. Вспомнилось.

Шахин вспомнил, как пришел под этот навес больше года назад и увидел Аеллу. Она сама решила себя продать в рабство, что, в общем-то, было вполне обычным делом. Бедняки нередко выставляли своих детей на продажу, надеясь, что те попадут в услужение богатым семьям, разорившиеся крестьяне предлагали себя в качестве невольников, обесчещенные, изгнанные женщины, потерявшие жизненную опору, одинокие калеки. И конечно, невольники, которых пригоняли крымцы или привозили на баркасах из-за моря цыгане. Последние обычно выставляли ворованных детей из Малороссии.

Аелла стояла согнувшимся стебельком, низко опустив голову. Платье из грубой ткани волнующе обхватывало изгибы ладной крепкой фигуры. Грубая ткань только сильнее подчеркивала достоинства товара. Он загляделся и почувствовал, как волна страсти покатилась от живота до одеревеневших щек. За сколько он ее купил у Мехмета? Не помнил. Но торговец потом еще целый год рассыпался в низких, раболепных поклонах.

– Покорные живут дольше и здоровее выглядят. Не пожалеешь, Карадюмак-ага! – так и стояла в ушах фраза Мехмета. И до сих пор стоит… А эта не гнется стебельком. Ну и пусть подыхает…

– Эх, горе, горе, – причитал торговец. – Ибрагим таких деток привез два месяца назад, пальчики оближешь. Никто не взял. Так и попередохли все. И плакали мои денежки.

– Два месяца назад путь в Каппадокию еще был открыт. Небось цену ломил от жадности, Мехмет?

– Так и взял не за понюшку! Ибрагим задешево не отдает.

Шахин резко обернулся к солдатам.

– Хотите девку? Куплю для потехи! Ну?

Солдаты попятились, пряча глаза.

– Ну, как хотите.

– А ты ее для албанцев купи, светлейший визирь! – вывернулся из-за локтя Шахина Мехмет.

– Для башибузуков?

– Да, уважаемый. День назад кавалеристы на телеге привезли Гюрхана Далму.

– Кого?! – Страх жестоко вырос внутри Шахина трясущимся, дряхлым деревцем от ступней до макушки. – Он живой?!

– Живой. Но какой-то безумный, словно на него гора упала. Так вот, я слышал от людей, не подумай ничего плохого, что он ругал тебя! И грозился со своими албанцами пойти к твоему особняку и сжечь вместе со всеми потрохами. Да-да, так и говорил, сын шакала. А ты к нему возьми да заявись с подарком! – Торговец мелко кивнул на пшеничноволосую. – Вот и помиритесь. Албанцы ой как любят с девками развлекаться. Сейчас, знаю, с деньгами у них не очень. Ходят да облизываются кругом. Я уж было хотел им по дешевке ее. Но у них и этого нет. А мне товар жалко.

– Мехмет, ты умирать будешь, а от прибыли не откажешься. Плохая новость!

– Ты про Далму?

– Да. Мехмет, я хочу, чтобы ты организовал мою встречу с ним.

– Но я слишком маленький человек, Карадюмак-ага, чтобы организовывать встречи визирю. Я не очень понимаю тебя.