Гобелен с пастушкой Катей

— Кость цела, — доложил Гарик. — С черепом все в порядке, поверхностная рана, надо остановить кровь.

Мы замотали голову бесчувственной жертвы полотенцем, и начали нервно совещаться прямо в прихожей. Потерпевший, слава Богу, остался жив, Гарик думал, что рана неопасна, и тем принес мне громадное утешение. Оставлять за собой труп и бежать через границу, было бы, пожалуй, чересчур.

Постепенно всеобщий шок проходил, и даже Сергей стал подавать признаки жизни. Когда Гарик исполнил долг милосердия, а вслед за тем вытащил из пиджака гостя солидных размеров пистолет, Сергей произнес несколько невнятных слов, по-моему в свое оправдание, и отслоился от двери.

— Хорошеньких гостей ты водишь ко мне в дом, друг Сережа, — саркастически заметила я, поднимаясь с колен. — Оружие он мне в подарок принес, вместо торта, или как?

— Он поговорить с тобой хотел, — Сергей произнес первую членораздельную фразу после долгожданного вступления под мою крышу.

— И держал в кармане убедительный довод, — ответила я. — Ну, что теперь скажешь относительно безопасности, или уже поздно?

— Катя, — обратился ко мне Гарик. — Мы его здесь оставим, или в комнату занесем? Мне кажется, что ни в больницу, ни в милицию он сам не захочет, когда очнется. И нам милиция ни к чему. Так что с ним делать?

— Давай Сурену позвоним, — злорадно сказала я, специально для Сергея. — По-моему, проблема по его части. Пусть приедет, взглянет, каких гостей черт принес посреди ночи, заодно посоветует, что делать с Сережиным другом.

— Да, Сурен был прав, видишь, как вышло, — заметил Гарик. — А я думал, что это Валентин, и не торопился.

— Очень хорошо, что не торопился, а то он достал бы пистолет раньше, чем… — я замялась, не хотелось лишний раз поминать неэлегантное орудие насилия.

— Только я не понимаю, Катя, почему он пришел с Сергеем, это твои друзья, если я правильно помню. Что случилось, Сергей? — Гарик вежливо обратился к Сереже. — Он вас заставил или обманул?

Я не дала Сергею времени для ответа и быстро приняла решение.

— Хорошо, занесите его в комнату, а там подумаем.

Гарик и Сергей подняли бесчувственное тело и принесли в комнату. Я сняла постель, положила на диван старую скатерть, и на нее водворили гостя в лежачем положении. (В связи со скатертью не ко времени припомнился эпиграф: «Где стол был яств, там гроб стоит», убейте, не помню откуда.)

Рядом с телом на край дивана сел Сергей, а мы с Гариком заняли кресла. Очень внушительная получилась картина. Верхнего света я зажигать не стала, и лампа у дивана освещала в основном потерпевшего, вернее, белое полотенце вокруг его головы. Остальное тонуло в полумраке.

Нельзя сказать, чтобы зрелище меня сильно радовало, особенно накануне отъезда, однако во всем происшедшем крылась определенная абсурдность, так что нормальной реакции у меня не появлялось. Их могло быть две, нормальных реакции: раскаянье в содеянном — чуть голову человеку не проломила или удовлетворение — все же обезвредила бандита, ворвавшегося ко мне в дом. Ничего подобного я не ощущала.

Скорее было неловко, что я поступила столь неженственно в присутствии большого количества народа, и еще никак не удавалось придумать, куда убрать пострадавшего, не объясняя Гарику мотивов поведения Сергея. Отчасти по этой причине не хотелось звать Сурена. Я пугала им Сергея из чистой бравады, к тому же не хватало только межплеменных разборок у меня на дому, сама потрудилась на славу, более чем достаточно!

Предпочтительнее было обойтись своими силами, даже без помощи Валентина. Спровадить куда-нибудь потерпевшего и Сергея, но так, чтобы ни в ком не успела созреть жажда и возможность мести. Несмотря ни на что, меня не оставляло желание сесть в 6 часов утра в самолет и отправиться в зарубежную командировку, если уж я ухитрилась не отправить незваного гостя на тот свет.

— Ну что, Сережа, — я обратилась к бывшему другу. — Ты мне что-то сказать хотел, но, извини, я тебя перебила. Он, собственно, кто?

— Он сказал, что это их ящики были. Его Мехти зовут. Он режиссер, в театре, в Махачкале, — начал неуверенно Сергей.

— Коллега, значит, — резюмировала я, когда краткий приступ истерического смеха у меня закончился.

Видит Бог, давно мне не приходилось рецензировать спектакли, а уж таким неординарным способом, просто никогда! Нас на театроведческом факультете учили не принципам ближнего боя, однако и режиссеры по домам с пистолетами не шлялись. А ведь не исключено, что пострадавший еще и однокашник — кто только в ГИТИСе не учился! Но критика оказалась излишне суровой, и бедняга валяется в бессознанке у меня на диване.

— Он хотел тебе объяснить насчет… — Сергей собрался с силами в очередной раз. — Ну, насчет того человека, Сурена. Что он опасный… Что мы…

Сергею никак не удавались разъяснения. Посреди его фразы пострадавший режиссер открыл глаза, сделал попытку приподняться и что-то произнес.

— Лежите спокойно, коллега, — посоветовала я нервно. — Вы в хороших руках, и инструмент ваш тоже. (Вот уж в чем я была совсем не уверена, вряд ли Гарик умел обращаться с пистолетом.)