Гобелен с пастушкой Катей

Вика, вдова Муратова, она чуть не отправилась на тот свет и выжила практически случайно. Что если судьба (или человек) руководствуется местью или решит, что Вика слишком много знает? Присутствовала ли она, когда погиб Леха? Где была, когда пьяные Муратов и Лев поехали навстречу аварии? Кто был там еще? Если Вика знает, то ее очередь может наступить в любой момент. Если человек, а не судьба… Если не сам Муратов, кстати, в провале бешенства и раскаяния поубирал сообщников, убедил себя, что поработала судьба, и искал в таблетках забвения не только прошлых, но и свежих злодеяний. Если не Муратов и не злой рок, то…

Волосы у меня на голове не вставали дыбом и не шевелились лишь потому, что были собраны под заколку с черным бантом.

— Извини, друг Отче, — с гробовой серьезностью я доложила вошедшему вскоре хозяину конторы. — На нашем совместном пути опять выросла Фата Моргана. К сожалению, она имеет вид упомянутого фатального учреждения. У тебя в бумагах, к глубокому прискорбию, я раскопала еще парочку трупов, трехлетней и годовалой давности. Не взыщи… Я бы не стала предлагать экскурсию на кладбище, но это касается пока живой Виктории. Не суетись, а вникни.

Отче подсел к столу, и я подробно пересказала свежее открытие, затем проиллюстрировала записями. Валентин выслушал со всем вниманием, полистал собственный календарь и заказал по телефону кофе из «Горницы». Пока его готовили и несли, Отче делился соображениями и планами.

— Тебе, прелестная гробокопательница, место не в редакции и даже не у меня в офисе. Я, кажется, декларировал, что от твоего верхнего чутья на зарытые клады у меня ползут мурашки. Я уверен на семьдесят пять процентов, что твоя последняя блистательная догадка — мрачный бред, но в безумии есть система. Остальные двадцать пять процентов, принимая во внимание кошмарные обстоятельства и нашу симпатию к невинной вдове Вике, заслуживают пристального внимания, тут ты права на все сто. Пугать девочку мы не станем, но я поброжу около нее и медика, очень аккуратненько. А ты — свободна.

Выкинь, убедительно прошу тебя, муратовский морг из прелестной головы, у нас до шести часов уйма дел, а конь еще не валялся. Тебе, дитятко, надобно войти в форму.

К завершению Валькиной тирады Света принесла кофе с парой восхитительных булочек, мы выразили благодарность и переключились на подготовку свидания с мизогинистом Прозуменщиковым.

Отче Валя постарался распорядиться так, чтобы у Андрея Ананьевича не возникло соблазна выкинуть поборницу добродетели (меня, то есть) ни в окно, ни через балкон. Рандеву было назначено у памятника Грибоедову, в знакомых Прозуменщикову местах. Оттуда, оказывается, рукой подать до студии художника Скоробогатова, куда надлежало силой, лаской или хитростью завлечь Андрея Ананьевича к семи часам.

Скоробогатов предупрежден, что его желает посетить известный деятель Прозуменщиков. Отец Олеси сам выбрал время и место, там он однажды имел беседу с соблазнителем дочери и выслушал обещание спасти девочку и помочь ей.

Канительное дело распределения участников драмы по местам и временам совершил он единолично, похвастался Валентин. Павел Петрович лишь ультимативно позвал друга Андрюшу на свидание в указанный день и час.

До начала деловых игр с раздачей ролей и уточнением реплик, Валентин включил копировальную машину и наделал тьму копий со всех бумаг в Олесиной сумке.

— На случай, если удрученному другу Андрюше придет в голову непрактичная идейка рвать документы и метать их на ветер, пусть рвет и мечет копии, их запас неограничен, — наставлял меня Валентин. — Никогда не знаешь, что может прийти в голову философу. Не удивлюсь, если, следуя твоему совету (и Сонечки Мармеладовой — на пару, девочки, работаете!), он падет оземь у ног Грибоедова и начнет целовать гравий. Еще менее буду удивлен, но не столь приятно, коли Андрюша швырнет оземь сладкоголосую шантажистку и свершит над ней суд скорый и неправый. Удавит дареной сумкой и с полным правом заявит: я убил! Ибо видит Бог — ты, матушка, Сонечку перещеголяла! Она, нежная душа, предлагала Родиону Романычу каяться на перекрестке дорог, перед незнакомыми лицами. А ты потащишь Андрюшу нести повинную голову прямиком к «оскорбленным и униженным» — сиречь к самому непрощающему контингенту. Дело твое, конечно правое, спору нет, но не Сонечка тут Мармеладова, нет, не Сонечка. Маркизу де Саду впору поучиться, и не ссылайся на старушку в садике. Может ее и в природе не было, никакой заграничной Ребекки! Одна Юдифь с отрезанной мужской головой и маркиз де Садик, оба под сенью Грибоедова!

Отче снова забылся в обличительном пафосе, мне пришлось прервать поток бредовых образов и вернуть друга к земным заботам.