Год, какого еще не бывало

        — «Дорогой Дадли», — начал Гарри, поудобнее откинувшись на подушки. Он потребовал, чтобы слизеринец несколько раз взбил их, и удовлетворился лишь после пятого раза.

        Драко послушно принялся писать — тем самым изящным почерком, которым были написаны все его эссе. Он вырисовывал каждую букву, точно каллиграф, на что уходило немало времени и усилий, но Гарри это вполне устраивало. Малфою и нужно было писать помедленнее, чтобы задержаться на каждом слове и осознать каждую фразу.

        — Кто такой Дадли? — спросил Драко, выводя приветствие.

        — Мой двоюродный брат, — неторопливо объяснил Гарри. Спешить не следовало: Драко должен был усвоить каждый факт и уяснить каждое написанное слово. — Мы выросли вместе. Его отец умер на днях. Знаешь как? Его убили Упивающиеся. А знаешь почему? Ты дал им его адрес.

        Драко застыл на месте, слабо двигая губами, но явно не состоянии выговорить и слова.

        — А, неприятно сознавать, что уже стал убийцей? — съязвил Гарри. — Да-да, его отец, мой дядя. И убил его ты! Тебя это едва ли тревожит — он же был всего-навсего магглом. Но у меня на всем белом свете остался единственный родной человек — а его отец умер ужасной и омерзительной смертью. Может, теперь ты понимаешь, отчего я не стал благодарить тебя за то, что ты вернул мне кусок дерева!

        Перо, выскользнув из обмякших пальцев Драко, упало на пол.

        — А ну подбери! — нетерпеливо приказал Гарри, сумев разглядеть, что случилось. — Ты вроде как помогать мне хотел? Ты ведь это твердишь все время, разве не так? А я не собираюсь ограничиться словами «дорогой Дадли», так что поторопись! Или тебе уже расхотелось мне помогать?

        — Диктуй дальше, — пробормотал Драко. — Accio перо.

        Шуршание пергамента затихло — очевидно, слизеринец дописал предложение. Гарри немного помолчал, собираясь с мыслями, и принялся произносить фразу за фразой, делая между ними долгие паузы — чтобы Драко успевал.

        — «Дорогой Дадли! Мне было очень горько слышать о случившемся. Представить страшно, каково тебе было — стоять перед домом, видя, как из разбитых окон валит черный дым, и знать, что твой отец остался внутри. Это же просто ужас. А потом наблюдать, как рушится здание, и гадать: может, он все же сумел выбраться? И понять, что выбраться бы не получилось, что он мертв, что ты потерял его... Как жаль, что тебе пришлось это видеть. А если вспомнить, что не прошло и трех недель, как ты потерял мать...»

        Драко, не сдержавшись, сдавленно охнул:

        — Что, и его мать... тоже? Это правда?

        — Да, — отрезал Гарри и прищурился, стараясь разглядеть черты Малфоя. Разумеется, безуспешно. Удалось увидеть лишь расплывающееся белое пятно, окруженное серебристым ореолом, словно ангел на картинках. Вот только это был отнюдь не ангел. Слизеринец должен быть знать, что натворил. Именно он — а не его отец. — Так что теперь у Дадли никого не осталось, — без всяких эмоций произнес Гарри. И продолжил, стараясь, чтобы каждое слово било точно в цель: — Я-то хорошо знаю, каково это, не забывай. Остаться без семьи... ты думаешь об этом каждое Рождество, каждый день рождения... да что там, ты думаешь об этом каждый день, черт возьми!

        Зубы Драко выбивали дробь.

        — А как... ну... ее тоже Упивающиеся?..

        — Нет, она умерла от лейкемии, — рявкнул Гарри. Хранить этот секрет смысла больше не было, ведь Волдеморт и так уже все знал. — Болезнь такая маггловская. Я потому и исчез из школы — попытался ей помочь. Но ничего не вышло — она умерла, а у меня началась магическая лихорадка.

        — Чем бы ты ей помог? — удивился Драко. — Маги не способны лечить маггловские болезни.

        Гарри задумался на секунду, хотя заранее знал, что собирается сказать. Можно уж и сказать — и еще раз ткнуть в больное место.

        — Ну, понимаешь... они воткнули мне в кость огромную иглу и высосали наружу немного костного мозга...

        — Быть этого не может!

        — А ты Северуса спроси, — усмехнулся Гарри. — Потому что именно так они и поступили. Врачи маггловские, в смысле. Чтобы пересадить этот костный мозг ей — вроде бы, у нее после этого все должно было наладиться. Вот только не наладилось, а пошла реакция отторжения и она умерла.

        — Но ты же боишься игл! — на сей раз Драко выронил пергамент.

        — Боюсь, и еще как! Твой папочка это неплохо использовал, верно? Вызнал об этом страхе у моего овдовевшего дяди, который просто помешался от горя из-за того, что лечение закончилось именно так! Но это ерунда, право, ведь в том, что случилось, никто не виноват. По крайней мере, твой отец вдоволь повеселился, снова и снова тыкая меня носом: какой-де я дурак, что попытался помочь тетке!

        — Меня тошнит, — еле выговорил Драко. Судя по сдавленному голосу, это было правдой.

        — Ну и что? — рявкнул Гарри. — Кончай ныть и пиши.

        И продолжил:

        — «...А если вспомнить, что не прошло и трех недель, как ты потерял мать... не знаю даже, чем тебя утешить, Дадли. Могу сказать лишь одно; мои слова, конечно, могут не помочь, но с другой стороны, могут и помочь. В детстве мне тяжелее всего было не знать, кто виноват в том, что мои родители погибли, а я остался сиротой. «Из-за аварии», — говорили мне...»