Год, какого еще не бывало

        Гарри осознал, что ослабил защиту, и поспешно снова укрепил стену пламени, прикрыв ее воспоминаниями об учебе в начальной школе. Сам же, укрывшись за стеной, продолжил свои размышления. Самое смешное, что Люциус решил напугать его чуланом. Ну и дурак ведь! Хотя... некоторые люди... слышавшие о его детстве, тоже считали, что он должен бояться закрытых тесных пространств. Странно все же жизнь оборачивается. Ну да, конечно, несколько раз он взрывал дверь чулана, но вовсе не потому, что боялся тесноты и темноты, — просто хотел показать дяде Вернону, за кем осталось последнее слово. А сам чулан был совсем даже неплохим. Уютным. Когда Гарри был помладше и до одури хотел, чтобы его обняли, он забирался под одеяло и фантазировал, что стены специально придвинулись поближе, чтобы утешить и убаюкать его. Да и вообще: заканчивался день, и он был по-настоящему счастлив, сидя у себя и играя сломанными игрушками, найденными среди мусора.... и никто туда не заходил — а значит, некому было назвать его уродом, неизвестно чьим упущением появившимся на свет. И чулан вовсе не был тюрьмой — его же не все время запирали. Чаще всего он уходил туда по своей воле — потому что по сравнению с домом, полным Дурслей, собственный уголок был настоящим раем.

        Так или иначе, решение Люциуса, что заключение в тесной клетушке способно сломать дух Гарри, оказалось ошибкой. Конечно, удобной эту камеру не назовешь, но плохо ему тоже не было... если не считать необходимости сидеть и ждать, пока Волдеморт что-то решит.

        А что тот, кстати, может решить? Вот в чем вопрос... Что сказал ему Люциус? И что такое на самом деле Самайн? Обругав себя — стоило быть повнимательнее на истории магии! — Гарри попытался припомнить, что именно Биннс говорил о днях Перелома вообще и о Самайне в частности. Вроде бы раньше так называли Хэллоуин, нет? Кажется, да.... да, когда магглы ввели постоянный календарь, перестав полагаться на звезды, канун Дня Всех Святых стали отмечать в один и тот же день. А вот у Самайна точной даты нет — хотя символизирует он почти все то же самое. Смерть, в частности. Огонь, кажется, тоже как-то связан с Самайном, но как именно — неясно. Жалко, что у Биннса настолько скучные уроки, что слушать его просто невозможно. Впрочем, в этом году их и не придется слушать — кто же станет усиленно изучать предмет, за который на СОВах получил «тролля»?

        Так что еще мог сказать Люциусу дядя Вернон? Непонятно. Чего именно, по мнению дяди, мог бояться Гарри? Ну, чулана, а еще? Вряд ли кто-нибудь из Дурслей мог бы решить, что Гарри боится оскорблений или тяжелой работы. И хотя у него хватало ума всеми силами избегать порки, истерики она тоже не вызывала.

        Была, правда, одна вещь, при виде которой он впадал в истерику... по крайней мере, когда-то. Хотя в последний раз он держался неплохо. Правда, тогда он был не один, но все равно в конце концов справился с собой. Вот только дядя Вернон этого не знал. Зато дядя знал, что еще совсем маленьким Гарри до полусмерти боялся игл — а ведь он тогда даже не понимал, что это такое. Но этого страха хватило для всплеска стихийной магии — стоило только увидеть иглу в руке медсестры.

        Иглы. Он даже ахнул от ужаса. Можно поклясться чем угодно, что они воспользуются иглами.

        Он вдруг совершенно отчетливо понял, как именно его ослепят.

        Гарри сглотнул заполонившую рот горечь и теснее прижался к стене, стараясь поудобнее устроить ноги. Больше всего на свете хотелось бежать, выбраться отсюда, прежде чем произойдет то, что должно произойти, но ничего не выйдет. Сны оказались истинными — все до одного. Ему суждено ослепнуть, и суждено так или иначе вытерпеть эту муку.

        Вот только терпеть не хотелось. Совсем даже не хотелось.

        Можно было снова вызвать ту темную вспышку — даже сильнее прежнего — и попробовать не просто повредить каменные стены, а раздробить их, расплавить, уничтожить... И тогда он сможет выбраться и бежать — бежать, насколько сил хватит.

        Но надежды не было — это он знал точно, и дело даже не в снах. Просто первая попытка выплеснуть всю свою силу ни к чему не привела, а вот ослабила здорово. А сила ему сейчас нужна — в этом Гарри был уверен: иначе просто не выдержать то, что уготовил Волдеморт.

        А сейчас нужно перестать думать об иголках, о слепоте, о том, что он станет наполовину слизеринцем и влепит как следует лучшему другу...

        Гарри сильнее прижал колени к груди, прикрыл глаза и закрыл сознание так, чтобы за стеной огня не осталось ни одной мысли. Он позволил себе соскользнуть в пламя, в ничто, туда, где нет ни тревог, ни страха. Позволил себе просто отдохнуть.

        Чтобы быть готовым к тому, что должно случиться.

* * *

        Свет в камере изменился, став чуть ярче, но тут же снова притух. Гарри открыл глаза и взглянул на вновь появившуюся в стене щель. По ту сторону обнаружился Упивающийся при полном параде — просто плащ и маска, но этого хватало, чтобы создать преотвратное впечатление.