То были Генрих и Фёдор. Нынче был им отдых от службы. Юноши, по обыкновению своему, отправились из Москвы за несколько вёрст. Опричники не снимали собачьих голов с сёдел, но оба не стали носить чёрной одежды, что присуща братии на службе.
День обещал быть знойным, то было ясно уже по утру. Оттого всадники и вели лошадей своих к реке.
Промчавшись мимо берега, вдалеке опричники приметили людей. То были крестьяне, что возводили столб на пустыре. Напротив них в реке виднелась небольшая мель, что и вовсе казалась островом.
Генрих было несколько осадил свою лошадь. Фёдор, заметив, как отстал его друг, также сбавил ход.
- Эй, Тео, это ещё на кой чёрт? – спросил немец, указывая на людей вдалеке.
Фёдор прикрыл лицо от солнца, да принялся вглядываться вдаль.
- А… - усмехнулся Фёдор, расплывшись в улыбке. – Это к Ивану Купала приготовленья.
- Так ты о сих гуляньях всё говоришь? – спросил немец.
Басманов кивнул, убирая волосы от лица.
- Право, то сам увидишь. Что тебе толку с моих слов? – молвил Фёдор, да погнал Данку дале.
Генриху что и оставалось, так пожать плечами, да помотавши головою, пуститься вслед за Басмановым.
Недолго им оставалось гнать лошадей – уж завиделось мелколесье, в котором можно было спастись от жары средь теней молодых берёз.
Не сбавляя ходу, всадники промчались по берегу, взбивая речной песок, и вошли в воду, подымая премного брызг.
Уже зайдя в реку, Фёдор слез с лошади, ибо Данка скоро стремилась на глубину. Немец же приструнил свою лошадь чуть ране, и успел спешиться, когда они были ещё на мелководье.
Генрих вышел из воды, но лишь с тем, чтобы снять с себя рубаху да сапоги. Меж тем, и Басманов уже воротился на мелководье, оставив Данку на середине реки. Лошадь преспокойно могла перебороть слабое течение.
Встав по колене в воде, он принялся выжимать свою одёжу. После того Фёдор вышел к Генриху, выложил на просушку свою рубаху, сапоги, снял кинжал с пояса и крупные серебряные серьги, дабы ненароком не потерять их.
Немец с улыбкой поглядывал, как Фёдор выкладывает свои украшения.
- На кой чёрт ты вообще их нынче надел, ежели знал, что нынче на реке купаться будем? – спросил Генрих, заходя в воду по колено.
Фёдор усмехнулся и окатил Штадена со спины студёной водой. Они оба заплывали не слишком далеко – им нужно было чувствовать дно под ногами, дабы не снесло течение.
Выходя на мелководье, они сцеплялись в рукопашную. Фёдор превосходил в ловкости Генриха, но ежели немцу удавалось схватить Басманова, тут уж не было сил вырваться, и Штаден опрокидывал юношу через колено прямо в воду.
Иной же раз побеждал Басманов, ежели ему удавалось вывести из равновесия – тогда немцу не играло ни превосходство в росте, ни сила его.
Лошади, утомлённые жарой, легли в тени мелколесья, и будто позабыли о своих всадниках. И Генрих, и Фёдор подзывали их, но умаенные лошади и ухом не повели.
- Вот же паскуда! – усмехнулся Фёдор, пиная ногою воду.
Генрих лишь отмахнулся и сел на берегу, оставляя ноги в реке.
- Да пущай. – немец хлопнул по земле близ себя.
Басманов вскинул голову да тряхнул ею, после чего убрал волосы назад, и лишь опосля того сел подле Штадена.
Фёдор выставил руки чуть позади себя, запрокинул голову наверх и глубоко вздохнул, переводя дыхание. Затем юноша подобрал камешек, и, поглядев на него, подался вперёд, да кинул его.
Трижды ударился камень, прежде чем уйти под воду. Генрих вскинул бровью, глядя на то. Пошаривши руками подле себя, немец точно последовал примеру Фёдора, метнул свой. На сей раз камень коснулся водной глади по меньшей мере пять раз.
Басманов присвистнул да обернулся к Штадену.
- Чего ж ещё и ждать от латина! – бросил Фёдор, слабо ударив Генриха кулаком в плечо.
Немец усмехнулся, да пожал плечами. Как бы не старался Штаден, не мог он вовсе не глядеть на следы на шее и груди юноши – на белой коже Басманова то было слишком видно.
- Кхм, так и будешь лукавить, якобы то от ночей с Дунечкой? – спросил Генрих, поглядывая на лиловые следы на теле юноши.
Фёдор усмехнулся. В том не было смущения, но всяко Басманов отвёл взгляд, думая, что же молвить в ответ. Наконец, он вновь обратился взором к Штадену.
- Помнишь, как восьмого числа мы казнили Стрешнего за мужеложество? – спросил Фёдор, вскинув бровь.
- Помню, как же такое запамятовать? – усмехнулся Штаден. – И по сему-то и волненье моё. Ходит молва.
- Пущай ходит. – отмахнулся Фёдор.
- А ежели царю доложат? – спросил немец.
Фёдор усмехнулся, да не стал скрывать широкой улыбки. За сим же обратился взором к Генриху.
- Царь ведает. – молвил Басманов со странной чёткостью на каждом слове.
Генрих свёл брови и едва повёл головой, выжидая, как Фёдор молвит боле, но того не следовало. Басманов молча выжидал, да примечал каждую перемену во взгляде немца.
- Федя, я ж не так всё истолкую. – молвил Штаден наконец.
Ответом была лишь улыбка да короткий кивок головой.
Немец сглотнул, светлые брови так и полезли на лоб. Генрих громко присвистнул, оглядев Фёдора с ног до головы. Затем Штаден обратился очами к реке, провёл по своему лицу и прикрыл рот от удивления.