《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

- Сердце твоё всё ещё полно любви. – молвил святой отец. – Ежели и впрямь ты страшишься за судьбу ближних своих, не вели им казнить, не вели им погромлять, не вели им предавать огню дьявольскому всю землю нашу русскую.

- А кто повелит моим врагам быть милосердным ко мне? К детям моим, к людям моим? – спросил Иоанн.

- Бог. – ответил Филипп. – Ежели не своими устами, так устами помилованных тобою, одарённых щедростью твоей.

Иоанн глубоко вздохнул, занимая свой трон. Владыка глядел на пол пред собою, блуждая полупустым взглядом по стыку меж каменных плит. Затем резкая, да вертлявая, мимолётная мысль сбила его, и улетучилась, едва пробудив от странного оцепенения.

- Молись за Фёдора. – произнёс Иоанн, откинувшись на троне, да прикрывая очи свои.

Филипп кивнул, да осенил себя крестным знамением. Затем приблизился к Иоанну и взял владыку за руку. Государь глядел на святого отца в оцепенении, не ведая сам, как поступиться в следующее мгновение.

- Ежели правда гложет тебя спасение души слуг твоих, - молвил Филипп, - верных и честных рабов твоих – отрекись от страшного, что навлёк ты на Русь.

Иоанн резко подался вперёд, сжимая в кулаках подлокотники.

- Что ты тем хочешь молвить? – произнёс царь.

Голос его преисполнился грозной жести.

- Не дай им погубить своими руками чужие дома, чужие души, и сохранят они свои. – молвил святой отец.

…

Близилась заря. Небо трепетно дышало летним теплом. Ранние пташки легко да звонко затевали свои трели. Солнце неторопливо выглядывало из-за тёмной кромки леса.

Молочный туман стелился по долам, укутывал болота подле слободы в мягкое одеяло, да скрывал от лишних глаз.

Ленивое утро не спеша занималось.

Первый протяжный вздох после пробуждения, и юноша чуть шевельнулся, потягиваясь сквозь сон. Иоанн перевёл взгляд с окна на ложе.

В эту ночь царя обуяла невероятная бессонница. Он сомкнул уж горящие очи на короткий час, самое большее – два. Остальное время он лежал без сна, обуреваемый волнениями и отсветам мрачных кошмаров, что притаились за дверью.

Иоанн уже после полуночи встал с кровати, боясь потревожить сон Фёдора.

Не без доброй светлой зависти царь глядел на юношу, который отдался крепкому сну. Иоанн удержался от прикосновения, от одного короткого прикосновения – нынче Басманову предстояла долгая дорога, и царь не мог позволить себе подобной прихоти.

Царь глядел в окно, покуда двор был окутан ночным туманом. Сонные крестьяне изредка перекидывались короткими окриками. Верно, то они делали, чтобы самим не уснуть. Мысли Иоанна, если не смолками, то приглушали свою суматоху, покуда владыка вниз, во двор.

Владыка блуждал по своей памяти, равнодушно пялясь в холодное стекло. Припоминая слова Филиппа, Иоанн невольно провёл рукой по своему лицу.

«Неужто я своей волею сгублю его?» сглотнув, подумал владыка.

Бессонные ночи натравливали на царя его собственное бессилие. Именно в такие безмолвные минуты, минуты слабости, душевной и физической, к владыке приходили образы изуродованных душ, казнённых по воле самого государя, али по его негласному допущению.

Иоанн хватался за свою голову, упершись локтями в колени и взывал к своему Господу, моля избавить его от сих мук. Молитвы нередко оставались безответными, и Иоанну ничего не оставалось, кроме как пройти сквозь страшную агонию больной своей души.

К утру приступы ослабевали, точно паскудные вурдалаки, страшились они солнечного света. Наконец, Иоанн услышал, как Фёдор медленно потянулся сквозь сон.

Царь перевёл свой взор на ложе, боясь наступления этого утра, ведь нынче придётся проститься с Басмановым. Не ведал царь большего волнения, чем то, что охватывало его сейчас. Сердце тревожно металось, страшась разлуки.

Рассудок Фёдора ещё был свободен от тягостных дум, утопая в сладкой неге. Однако, каждое мгновение всё боле и боле отгоняло безмятежное забытьи. Юноша вновь потянулся, глубоко вздыхая.

Иоанн безмолвно наблюдал за степенным пробуждением. Фёдор медленно сел в кровати, опустив голову пред собой. Сонные глаза были сомкнуты, да прикрыты густым рядом ресниц. Басманов потянул шею, поглаживая свой затылок, и волны чёрных волос ниспадали вперёд.

Первым делом юноша перевёл свой взор на ложе, подле себя. Приоткрыв голубые очи, Фёдор замер на несколько мгновений. Невольно нахмурился он, и лишь опосля того поглядел прямо пред собой, и, видно, малость подивился.

- Господи… - тихо молвил Фёдор, сонно усмехнувшись. – Давно не спишь?

- Ты никуда не едешь. – молвил Иоанн, обращая взгляд в окно.

Басманов вновь замер в оцепенении, уставившись перед собою. Взгляд юноши постепенно прояснялся, покуда пробуждалось его тело и рассудок. Затем глубоко вздохнул, его молодые плечи заметно вздымались. Юноша потёр переносицу, протёр глаза.

- Отчего же? – спросил Фёдор, прочистив горло.

В ответ царь лишь пожал плечами. По лику государеву видно было, будто бы в том есть доля сожаления, будто бы он невластен над волею своей.

Фёдор злобно цокнул, недовольно уставившись на Иоанна.

- Царе… - протянул Басманов, всё ожидая, как государь молвит ответ свой.