《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Фёдор принял смычок, и купец поставил ему руки. Басманов поморщился, когда услышал грубое и резкое звучание, и тут же отдал инструмент, мотая головою.

- И откуда же вы, народ купеческий, паче меня самого знаете, что мне угодно? – усмехнулся Фёдор, невольно коснувшись мочки уха.

Пронзительный звук всё стоял у него в голове.

- А иначе грош нам цена. – усмехнулся торговец. – Духовые посмотрите?

Фёдор помотал головою.

- На наших застольях мне и распевать приходится. – ответил Басманов.

Купец лукаво прищурился, раскладывая пред Фёдором премного свистков.

…

Босоногий мальчонка жался к покосившемуся забору. Тень едва укрывала его белокурую голову и плечи. Его полудрём сразу же развеялся, едва он заслышал топот лошадей вдалеке.

Настороже был оборванец, да всяко не успел дать дёру – и трое всадников стояло пред ним.

- Не боись, малой. – молвил Фёдор, скинув пару грошей наземь.

Бродяжка спросонья потёр глаза да согнулся в земном поклоне, подбирая подаяние.

- Где тут выехать можно, к западу? – спросил Басманов.

- Так всё верно, барин, всё верно. – ответил мальчик, указывая на дорогу, по которой ехал опричник со своими спутниками. – Далёко вы?

Фёдор вопросительно кивнул, глядя на мальчонку.

- Ежели застанет ночь в пути, да завидите монастырь старый – не ходите, дурное то место, очень дурное. – молвил мальчик, перебирая в руках монетки.

Фёдор жестом велел ехать спутникам своим вперёд, и те повиновались, двинувши медленным шагом. Басманов же спешился, достав ещё пару монет из шёлковой кошели.

Мальчик смекнул, чего от него надобно, да прочистил горло. Боязливо оглянувшись, он подался вперёд к Фёдору.

- Настоятель там был, сам дьявол. Его было на воротах повесили, да в землю зарыли, а он из земли выходит в ночи безлунной, беснуется со зверьми адскими. – рассказывал мальчик.

- То тебя мамка пугает? – усмехнулся Фёдор.

- Не токма мамка, но и тятя, и сам я то видел! – заверил бродяжка. – Сперва следы токма, какие ни один зверь не ставит, а опосля…

- Что видел? – спросил Фёдор, сведя брови.

- Как отец Тихон из могилы своей выходит – он горбун страшный, еле ковыляет. А подле него супостаты сутулые с болота выходют! – ответил мальчик.

- Поди врёшь? – Фёдор схватил дитя за шиворот.

- Да на кресте побожусь! Пустите, барин! – взмолился мальчик.

Фёдор злобно выдохнул, да не стал мучить мальчонка. Бросил ему милостыню, залез на Зорьку, да помчался следом за Кузьмой и людьми его.

…

Надрывный плач. Голос срывался до хрипу, но царевич всё кричал от страха и ужаса. Дрожащими руками он охватывал лицо совсем ещё юной девицы, которое уж исполнилось мертвенной бледности. На губах царицы Анастасии выступала кровавая пена.

Юный царевич Иоанн уж бросил звать кого – единственным отзвуком на его мольбы был лишь отзвук его собственного плача. Он задыхался, вновь и вновь пытаясь вдохнуть воздуха, покуда в его руках остывало тело царицы.

Платье её не было старинным, какое носила мать Иоанна. Одеяние замаралось в тёмной крови, что стекала из уголков посиневших губ.

Царевич был в ужасе, но не мог отпрянуть от умирающего тела. Его знобило и трясло, а горло горело от несмолкаемого крика, и, наконец, Иоанн отверз свои очи.

Стук собственного сердца заглушало любую мысль, да заслоняло взор. Иоанн поднёс ледяную трясущуюся руку к пылающему лбу и силился перебороть своё дыхание.

- Царе? – раздался рядом мягкий шёпот.

От неожиданности Иоанн вздрогнул, но сразу ощутил тёплую руку Фёдора. Царь глубоко вздохнул, опуская взгляд, но юноша вновь отвёл лицо государя на себя. Прикрыв глаза сонными веками, юноша подался вперёд, мягко припав к устам владыки.

Иоанн в ужасе отпрянул назад – губы Фёдора были холодны, точно могильный камень.

Царь поднялся в кровати, огрызнувшись диким зверем. Он стиснул зубы, сжимая в руках одеяло. Сердце лихорадочно рвалось вон из груди. По лбу скатывались крупные капли ледяного пота.

Иоанн переступил через великий страх, подступивший к его горлу, и всё же взглянул на ложе подле себя. Место пустовало.

Царь глубоко вздохнул, проводя рукой по своему лицу.

…

- Государыня. – молвила с поклоном Глаша.

Мария с неудовольствием обернулась, а вместе с ней и крестьянка, что стояла на коленях подле царицы. Холопская подшивала новый сарафан прямо на царице Марии.

- Царь-батюшка вас просит к себе. – доложила Глаша.

Мария цокнула, запрокинув голову кверху.

- Надо же! Соскучился, муженёк ненаглядный! – царица грубо скинула с себя сарафан, оставшись лишь в нательной рубахе почти до пола.

Судя по резкому звуку, оттого платье надорвалось где-то. Крестьянка сразу же подобрала наряд и принялась расправлять его.

- Эй! – щёлкнула Мария, подзывая девку к себе. – Давай, клуша тупая, пошустрее!

Крестьянка тотчас же бросилась наряжать государыню, облачая в домашнее платье.

Мысли Марии были скверными, ибо знала она – вот уже который день царь не в духе. Злость преисполняла его, и зачастую Иоанн огрызался на всякого, кто был подле него. Не раз перепадало и самой Марии, и приходилось много терпеть от супруга.